Многочисленные теории объекта правоотношения, выдвинутые в советской юридической науке, могут быть разбиты на две основные группы. К первой из них следует отнести теории, авторы которых признают множественность объектов правоотношения (так называемые плюралистические теории); ко второй -- теории, авторы которых отстаивают единство объекта правоотношения (так называемые монистические теории).
За признание множественности объектов правоотношения в разное время высказались М.М.Агарков, Н.Г.Александров, И.Л.Брауде, С.И.Вильнянский, М.В.Гордон, О. А.Красавичков, И.Б.Новицкий, Г.И.Петров, В.И.Серебровский, Л. С. Явич, К. К. Яичков и др. Несколько особняком стоит концепция С. Ф. Кечекьяна, который выступает за множественность объектов, но не правоотношения, а права. В качестве сторонников монистических концепций объекта правоотношения могут быть названы С.Н. Братусь, Д.М.Генкин, О.С.Иоффе, Б.С.Никифоров, Я.М.Магазинер и др. Теория государства и права. Макет. 1948, стр. 500; Н. Г. Александров. Законность и правоотношения в советском обществе, стр. 117
Наряду с этим, острая научная полемика происходит не только между сторонниками плюралистических и монистических теорий объекта правоотношения, но и внутри каждой из этих двух основных групп теорий.
Остановимся вначале на характеристике плюралистических теорий объекта правоотношения.
Некоторые авторы (С. И. Вильнянский, О. А. Красавчиков,. К. К. Яичков) под объектом правоотношения понимают то материальное или нематериальное благо, по поводу которого возникает правоотношение. Так, К.К.Яичков к объектам правоотношения относит вещи, услуги, продукты духовного творчества, личные блага, права и т. Д.; С.И. Вильнянский -- материальные предметы (вещи), деньги, личные блага, услуги, произведения творческой деятельности. М. М. Агарков в число объектов права включает вещи, продукты духовного творчества и личные блага. Н. Г. Александров предлагает различать объект правового воздействия и внешний объект поведения людей. К внешним объектам автор относит вещи и объективированные продукты интеллектуального творчества. Внешний объект поведения людей существует лишь в имущественных правоотношениях; в неимущественных правоотношениях его вообще нет. По мнению И. Л. Брауде, объектами правоотношений могут быть результаты действий граждан и организаций, вещи, продукты духовного творчества и личные блага. И.Б.Новицкий объектом права собственности признает вещь, обязательства -- поведение обязанного лица. Г. И. Петров считает объектами советских правовых отношений материальные и духовные ценности, поведение людей и личные нематериальные блага.
М. В. Гордон делает попытку теоретически обосновать признание множественности объектов правоотношения. Он указывает, что монистические теории объекта дают слишком общий ответ на вопрос об объекте правоотношения. Таким ответом не снимается дальнейшее изучение проблемы объекта правоотношения и необходимость искать за «первичным» объектом более конкретный «вторичный» объект. К объектам правоотношения автор относит вещи, действия и результаты творчества.Множественность объектов права в принципе признает и В. И. Серебровский. В соответствии с задачами своего исследования В. И Серебровский определяет объект авторского права как продукт духовного творчества данного лица, т. е. созданное им произведение.
Считая надуманным термин «объект правоотношения», С. Ф. Кечекьян выступает за множественность объектов права. Вначале С. Ф. Кечекьян относит к объектам права действия обязанного лица, действия управомоченного лица, вещи и нематериальные блага. Однако в дальнейшем он включает в число объектов права вещи, действия обязанных лиц, действия управомоченных лиц, продукты духовного творчества» Что же касается нематериальных благ, то автор отрицает за ними значение самостоятельного объекта права, считая, что их содержание может быть раскрыто через действия управомоченных и обязанных лиц. Как видим, плюралистические теории объекта правоотношения довольно разнообразны, однако всем им присущи, по крайней мере два общих недостатка. Во-первых, во всех плюралистических теориях отсутствует научно обоснованное общее понятие объекта правоотношения. Между тем наличие такого общего понятия не только не обедняет содержание объекта правоотношения, как полагает М. В. Гордон, а как раз напротив, только и дает возможность раскрыть содержание объекта во всей его полноте. Именно отсутствие общего понятия объекта правоотношения и позволяет сторонникам плюралистических теорий подводить под понятие объекта все то, по поводу чего правоотношение возникает, в результате чего действительно происходит обеднение содержания подлинного объекта. Во-вторых, плюралистические теории противоречат самой цели научного исследования, которая состоит в том, чтобы внешнее многообразие явлений, выступающее на поверхности, свести к согласованному внутреннему единству. Особенно неудовлетворительны те из плюралистических теорий, в которых в качестве объектов правоотношений фигурируют как вещи, так и действия людей. Можно подумать, что в правоотношениях, которые имеют дело с вещами (например, в правоотношениях собственности), нет места поведению людей.
Не вдаваясь в оценку других плюралистических теории, перейдем к характеристике монистической теории объекта правоотношения, разработанной О. С. Иоффе и Я М. Магазинером.
Монистическая теория объекта правоотношения первоначально была изложена Я.М.Магазинером в статье «Заметки о праве» Позднее автор перенес ее в курс советского хозяйственного права. В течение двух десятков лет эта теория пребывала в зачаточном виде, пока, наконец, в 1947 г. она не получила глубокого обоснования и дальнейшего развития в диссертации О. С. Иоффе «Правоотношение по советскому гражданскому праву». В 1949 г. те же взгляды были изложены О. С. Иоффе в одноименной монографии Суть монистической теории объекта, развитой О. С. Иоффе и Я. М. Магазинером в указанных работах, сводится к следующему. Содержанием всякого правоотношения являются права и обязанности его участников. Что же касается поведения участников правоотношения, то оно не может быть включено в содержание права и обязанности. Поведение управомоченного не может быть включено в содержание субъективного права, поскольку право всегда является правом на чужие, а не на свои собственные действия; права на собственные действия, как и на собственную личность, вообще нельзя иметь. Поведение обязанного лица также не составляет содержание обязанности, поскольку в момент возникновения правоотношения поведение обязанного лица, как правило, только еще обусловливается; в тот же момент, когда обязанное лицо совершит предписанное ему действие, правоотношение прекратит свое существование, поскольку содержание его будет исчерпано. Включив поэтому поведение обязанного лица в содержание правоотношения, мы были бы вынуждены признать, что правоотношение существует лишь постольку, поскольку оно не приобретает реального содержания.
Оба автора настойчиво подчеркивают, что не может быть безобъектных правоотношений. Под объектом же правоотношения (субъективных прав и обязанностей) О. С. Иоффе и Я. М. Магазинер понимают то, на что правоотношение направлено и что способно реагировать на воздействие правоотношения. Поскольку только человеческое поведение способно реагировать на воздействие правоотношения, поведение и должно быть признано объектом последнего. При этом объектом правоотношения является поведение только обязанного лица, поскольку и право, и обязанность призваны обеспечить управомоченному определенное поведение обязанного лица.
Таким образом, содержанием правоотношения О.С.Иоффе и Я.М.Магазинер признают права и обязанности его участников, а объектом -- поведение обязанного лица. При этом, если О.С.Иоффе рассматривает объект в качестве необходимого элемента правоотношения, то Я. М. Магазинер, хотя и не признает существование безобъектных правоотношений, не относит объект к элементам правоотношения.
Концепция О. С. Иоффе и Я. М. Магазинера имеет ряд бесспорных преимуществ по сравнению с плюралистическими теориями объекта правоотношения. Принципиально правильным представляется нам прежде всего самый подход авторов к изучению объекта правоотношения, который выражается, во-первых, в признании единства объекта правоотношения и, во-вторых, в научно обоснованном общем определении объекта.
В то же время концепция О. С. Иоффе и Я. М. Магазинера не свободна от весьма существенных недостатков. Укажем на основные из них. Верно, конечно, что содержанием правоотношения являются права и обязанности его участников. Названные авторы не учитывают, что поведение, дозволенное и предписанное субъектам правоотношения, находится не вне, а внутри субъективных прав и обязанностей, образуя содержание последних.
Таким образом, первый недостаток концепции О.С.Иоффе и Я.М.Магазинера состоит в том, что оба автора лишили субъективные права и обязанности, а тем самым и правоотношение в целом реального содержания.
Второй недостаток состоит в том, что О. С. Иоффе и Я. М. Магазинеру не удалось разграничить содержание субъективной обязанности и ее объект. Вряд ли можно сомневаться в том, что содержанием обязанности является предписанное обязанному лицу, еще не совершенное им поведение. У О.С.Иоффе и Я.М.Магазинера то же самое поведение выступает в качестве объекта обязанности, поскольку право воздействует на волю и сознание субъекта обязанности, вынуждая его к совершению предписанных действий. Таким образом, одно и то же поведение образует и содержание и объект обязанности. Но разве одно и то же поведение может быть одновременно и содержанием обязанности и ее объектом. Таков второй существенный недостаток концепции О.С.Иоффе и Я.М.Магазинера, на который обращалось внимание в литературе вопроса.
Дальнейшее изучение проблемы правоотношения привело О. С. Иоффе к выводу о необходимости внести ряд дополнений и уточнений в ту концепцию, которую он первоначально защищал. В настоящее время О.С.Иоффе предлагает различать материальное, идеологическое и юридическое содержание правоотношения и, соответственно этому, юридический идеологический и материальный объект правоотношения.
Под материальным содержанием правоотношения автор понимает то общественное отношение, которое им закрепляется; под идеологическим -- волю господствующего класса, которая воплощена в правовых нормах и индивидуализируется в правоотношении; под юридическим -- права и обязанности субъектов правоотношения. Под юридическим объектом правоотношения автор понимает поведение обязанного лица; под идеологическим -- волю участников правоотношения; под материальным -- вещь или иное благо, с которым связано закрепляемое правом общественное отношение. Нетрудно заметить, что эта концепция является в известной мере отходом от монистической теории объекта правоотношения, "которую первоначально защищал О. С. Иоффе. К тому же она не только не сняла, тех вопросов, которые стояли перед монистической теорией объекта, а присоединила к ним новые. Постараемся критически рассмотреть эту концепцию.
Прежде всего, вызывает возражения попытка различать идеологическое и юридическое содержание правоотношения. Не следует забывать, что само право является одной из специфических форм выражения идеологии господствующего класса, хотя и не сводится к идеологии. Далее, что бы ни понимать под содержанием правоотношения -- только социальную волю, закрепленную в правовых нормах, или только индивидуальную волю участников правоотношения, или взаимодействие социальной воли, возведенной в закон, с индивидуальной волей, совершенно бесспорно, что воля находится не вне, а внутри субъективных прав и обязанностей, образцу содержание последних. Таким образом, и с этой точки зрения нельзя различать идеологическое и юридическое содержание правоотношения, объявив первым социальную волю, а вторым - права и обязанности субъектов правоотношения. Наконец, содержание правоотношения или, что то же самое, прав и обязанностей его участников образует не воля господствующего класса сама по себе, а именно взаимодействие социальной и индивидуальной воль. Признание О. С. Иоффе содержанием правоотношения воли класса не дает возможности различать содержание объективного права и правоотношения.
1. Гражданское законодательство в СССР всегда было той отраслью законодательства, которая регулировала имущественные отношения как между социалистическими организациями, так и граждан между собой и с социалистическими организациями. Возникает вопрос, насколько целесообразно и правильно лрименять термин «гражданское право» к регулированию отношений, в которых участвуют не граждане, а социалистические организации?
Термин «гражданское право» сложился исторически и претерпел в своем развитии много изменений. Этот термин восходит к древнему Риму, где гражданское право было правом римских граждан (jus civille), противопоставлявшимся праву народов (jus gentium), которым регулировались отношения римлян с чужестранцами. Гражданское право древнего Рима включало все отношения, участником которых был римский гражданин: имущественные, уголовноправовые, процессуальные и т.д. Четкого разграничения между нормами, регулирующими эти отношения в.рабовладельческом обществе, возникшем на развалинах родового строя, не было. В дальнейшем, после того как древний Рим стал мировой рабовладельческой дер-жавой, jus civille и jus gentium слились в единое право.
В средние века гражданское право рассматривалось как право, установленное светской властью, в отличие от права церковного (jus canonicum) Но в эпоху феодализма развиваются города, ремесла и торговля. Возникает необходимость в правовых нормах, регулирующих развивающиеся в недрах феодального общества отношения частной капиталистической собственности и товарного обмена. В условиях феодальной раздробленности такими обеспечивающими интересы частных собственников и товарооборота оказались те нормы римского права, которые были выработаны после того, как древний Рим превратился в мировую рабовладельческую империю. Это была та часть римского права, которая регулировала имущественные отношения рабовладельческого общества и которую основопо: ложники марксизма именовали классическим юридическим выражением отношений частной собственности и товарного производства. Произошла рецепция римского частного права. Право Горожан стало именоваться гражданским правом (Burgerlihes Recht).
После того как победил капиталистический способ производства и буржуазия овладела государственной властью, термин «гражданское право» утвердился как обозначение отрасли права, регулирующей на основе частной собственности на средства производства имущественные отношения буржуазного общества.
Изданный при В. И. Ленине в 1922 году Гражданский кодекс РСФСР воспринял термин «гражданское право» для обозначения той отрасли советского права, которая регулирует основанные на равном положении сторон имущественные отношения переходного от капитализма к содиализму периода. В Гражданский кодекс были включены положения, относящиеся как к имущественным отношениям, в которых участвуют граждане, так и к имущественным отношениям между социалистическими организациями.
2. Однако в науке советского гражданского права уже в 20-х годах появился термин «хозяйственное право», применявшийся различными авторами в различных смыслах: для обозначения того же круга имущественных отношений, которые обнимались термином «гражданское право»; для наименования той группы норм административного и гражданского права, которая относилась к регулированию хозяйственной деятельности государственных промышленных и торговых предприятий.
В 1929-1930 гг. П. И. Стучка сформулировал идею так называемого двухсекторного права. П. И. Стучка исходил из того, что по мере победы социалистических форм хозяйства советское гражданское право, которое он связывал с.наличием частнохозяйственных отношений, сокращается, уступая место административно-хозяиственному праву - праву социалистического сектора, в котором все отношения должны регулироваться в по рядке подчинения и плановости .
В 1931 -1936 гг. хозяйственное право стали трактовать как отрасль советского права, которая имеет своим предметом и организацию управления социалистическим хозяйством, и имущественные отношения (независимо от состава их участников) переходного от капитализма к коммунизму периода. Эта концепция нашла свое развернутое литературное выражение в первом томе «Курса хозяйственного права», вышедшем в свет в 1935 году под редакцией Л. Я. Гинцбурга и Е. Б. Пашуканиса.
В этом курсе и в других работах по хозяйственному праву 30-х годов было положено начало теоретической разработке важных юридических институтов: права государственной собственности, правосубъектности государственного хозрасчетного предприятия, хозяйственного договора и др.
Наука советского гражданского права после 1937 года восприняла и развила ряд положений, разработка которых была начата в 30-х годах сторонниками теории хозяйственного права. Но у этой теории были и серьезные недостатки. Увлечение организационно-структурными вопросами, вопросами экономики промышленности и т. д. отрицательно сказывалось на юридической разработке проблем, непосредственно относящихся к регулированию имущественных отношений в СССР. Особенно не повезло гражданину с его имущественными и личными правами. Он был сведен к фигуре «трудящегося потребителя» или «последнего звена в системе советского товарооборота». Как следствие этого, на задний план были отодвинуты институты личной собственности, наследования, возмещения вреда, причиненного здоровью человека,и др.
3. В связи с развернувшейся в 1956-1958 гг. дискуссией о системе советского права некоторые правоведы снова подняли вопрос о хозяйственном праве. Был предложен новый вариант этой теории, сильно напоминающий, однако, с учетом современных условий, концепцию двухсекторного права П. И. Стучки. Ряд авторов, работающих главным образом в Институте государства и права Академии наук СССР, предлагали создать, «сконструировать» новую отрасль советского права - хозяйственное право.
Этот вопрос приобрел практическую остроту в связи с подготовкой Основ гражданского законодательства Союза ССР и новых гражданских кодексов союзных республик.
На протяжении 1958- 1960 гг в юридической печати велась дискуссия о том, каково должно быть содержание и структура названных законодательных актов. Эта дискуссия была перенесена и на страницы общей печати и экономических журналов. Значительное внимание в дискуссии было уделено вопросу о разграничении отраслей права, регулирующих имущественные отношения, а также связанные с ними отношения по управлению хозяйством в СССР.
Сторонники единства гражданскоправового регулирования имущественных отношений полагали, что Основы гражданского законодательства СССР и гражданские кодексы союзных республик должны регулировать связанные с существованием товарного производства при социализме имущественные отношения как с участием граждан, так и между социалистическими хозяйственными организациями. Это, утверждали они, не исключает, разумеется, ни дифференциации в правовом регулировании данных двух видов имущественных отношений внутри Основ и гражданских кодексов, ни издания вне рамок Основ и гражданских кодексов нормативных актов, регулирующих отдельные стороны хозяйственной деятельности социалистических организаций или граждан (например, действующих в настоящее время актов о поставках товаров производственно-технического назначения и товаров народного потребления, о подрядных договорах по капитальному строительству, об изобретениях и рационализаторских предложениях, транспортных уставов и т. д.). Но принципиальные правовые нормы о регулировании имущественных отношений социалистического общества должны содержаться в Основах гражданского законодательства и в гражданских кодексах.
Сторонники этой точки зрения исходили из того, что советское гражданское право - это отрасль права, регулируюшая имущественные отношения, связанные с товарно-денежными отношениями, независимо от состава их участников. Историче-кий опыт гражданскоправового регулирования имущественных отношений в советском государстве подтверждает справедливость такого вывода.
Гражданский кодекс РСФСР, принятый в начале проведения новой экономической политики, и изданные в соответствии с ним гражданские кодексы других союзных республик сыграли значительную роль в закреплении и развитии социалистических имущественных отношений в период строительства социализма в нашей стране. Участниками экономического оборота, регулируемого нормами ГК, были в период восстановления народного хозяйства не только социалистические организации и трудящиеся, но и допущенные в ограниченных пределах и под контролем государства капиталистические элементы-частные предприниматели и даже их объединения (товарищества).
В этот период многие институты и нормы ГК применялись ко всем участникам имущественных отношений, регулируемых гражданским законодательством. Речь идет прежде всего о нормах общей части и вещного права ГК, а также об общих положениях обязательственного права. Мы имеем в виду нормы о сделках, условиях их действительности и последствиях недействительности, об исковой давности, о гражданскоправовой защите собственности (с учетом привилегированной охраны государственной собственности, предусмотренной ст. 60 ГК), о договорных обязательствах, их исполнении и последствиях неисполнения, о способах их обеспечения и т. д.
Арбитражные комиссии, разрешавшие в двадцатых годах имущественные споры между социалистическими организациями, применяли зачастую, при отсутствии указаний договора или специальных правил, также нормы ГК о договорах купли-продажи, имущественного найма, комиссии и др. На всех участников имущественных отношений распространялись нормы, составляющие содержание деликтных обязательств и обязательств, возникающих вследствие неосновательного обогащения.
В Гражданском кодексе 1922 года был законодательно закреплен принцип хозрасчета - имущественной обособленности государственного предприятия (в рамках единого фонда государственной собственности) и его самостоятельной имущественной ответственности по принятым обязательствам (ст. 19).
Разумеется, правовое регулирование имущественных отношений, участниками которых были социалистические организации, опиралось, помимо ГК, и на специальное законодательство. Но отправные, принципиальные положения этого регулирования содержались в ГК.
После того как социалистический уклад стал безраздельно господствующим в нашей стране, многие положения и отдельные институты ГК устарели и перестали фактически применяться. Однако значительное число норм общей части, общих положений обязательственного права ГК продолжало действовать и после победы социализма, действуют они и в настоящее время. То же следует сказать и о ряде норм, содержащихся в вещном праве ГК, о нормах главы, посвященной обязательствам из причинения вреда, и др. Необходимо иметь в виду, что наиболее жизненные главы ГК в соответствии с требованиями времени подвергались изменениям и дополнениям. Таковы, например, главы об исковой давности, о наследственном праве. Те же главы, в которых были сосредоточены наиболее общие положения (например, нормы о действительности сделок и последствиях их недействительности, о способах обеспечения обязательств, об основаниях гражданскоправовой ответственности и др.), в основном выдержали проверку времени, потому что они отражали наиболее общие черты имущественных отношений, регулируемых советским гражданским законодательством.
Этим объясняется то обстоятельство, что государственный арбитраж до введения в действие Основ гражданского законодательства при рассмотрении споров, связанных с недействительностью договоров, с обоснованием по ним имущественной ответственности и т. д., вынужден был опираться на некоторые общие, принципиальные нормы ГК (ст. ст. 30 и 147, 118 и 119 и др.). Напомним, что несколько лет назад на страницах журнала «Советское государство и право» возник спор о том, руководствуется ли арбитраж при рассмотрении дел между социалистическими организациями принципом вины как общим осно- -ванием ответственности за неисполнение обязательств, т. е. действует ли ст. 118 ГК или она во внимание не принимается. Были приведены достаточно веские аргументы самими арбитражными работниками в защиту того, что арбитраж, несмотря на колебания и отступления, при рассмотрении дел исходит из принципа вины.
Известно, однако, что наше гражданское законодательство, особенно законодательство, регулирующее имущественные отношения между социалистическими организациями, после того, как СССР вступил в период социализма, развивалось главным образом путем издания специальных нормативных актов. Возникло обширное и разветвленное законодательство о поставках, продукции производственно-технического назначения и товарой народного потребления, о подряде на капитальное строительство, о перевозках грузов, о кредитно-расчетных отношениях и т. д. К этому можно добавить никогда не входившее в ГК законодательство об имущественных и личных авторских правах на произведения науки, литедатуры, искусства, на изобретения и рационализаторские предложения. Развились жилищное законодательство, законодательство о добровольном имущественном и личном страховании граждан и другие виды законодательства, регулирующие разнообразные имущественные отношения с участием граждан.
Давно назрело время упорядочить наше гражданское законодательство и не только упорядочить, но и обновить его в со- _ ответствии с требованиями жизни. К сожалению, обстоятельства, связанные с культом личности Сталина, затормозили обновление советского законодательства, в том числе и гражданского. Предусмотренный Конституцией СССР 1936 года Гражданский кодекс не был издан, хотя его проект и был разработан на протяжении 1947-1951 гг.
Преодоление последствий культа личности, а также внесенные в Конституцию СССР изменения, направленные на укрепление суверенитета союзных республик и на расширение их компетенции в сфере законодательства, создали необходимые условия для кодификации и обновления нашего законодательства. Началась работа по подготовке проекта Основ гражданского законодательства. Как известно, такие Основы (в отличие от Основ уголовного законодательства) в нашем государстве ранее не издавались. Это обстоятельство, а также сложность гражданского законодательства явились главной причиной того, что разработка основ этого законодательства потребовала больше времени, чем разработка новых Основ уголовного законодательства. К разработке Основ гражданского законодательства были привлечены советские цивилисты-ученые и практики. Проект Основ, опубликованный в печати в 1960 году, широко обсуждался советской общественностью. При окончательной доработке законопроекта были учтены многие замечания государственных органов и других социалистических организаций, научных юридических коллективов, отдельных юристов-ученых и практиков, широких кругов советских граждан.
Однако известную роль в задержке принятия Основ сыграла дискуссия о хозяйственном праве, навязанная сторонниками этой концепции. Они предложили отказаться от издания закона, регулирующего имущественные отношения независимо от состава участников, и рекомендовали законодателю ограничить Основы лишь сферой тех отношений, в которых хотя бы одной стороной является гражданин.
4. Основы гражданского законодательства исходят из принципа единства регулирования имущественных отношений. Это единство определяется единством социалистической экономики, ее плановым характером, взаимосвязью всех элементов советского экономического оборота, сочетанием интересов общества и личности. Социалистическое производство развивается в целях удовлетворения потребностей общества в целом и его членов. «Все для человека, все во имя человека» - таков лозунг партии, которому подчинено коммунистическое строительство, сказано в Программе КПСС.
Социалистическое производстве подчинено интересам человека, строителя коммунистического общества и тогда, когда производятся товары народного потребления, и тогда, когда производятся средства производства, потому что необходимым условием создания изобилия продуктов для удовлетворения растущих потребностей людей является дальнейшее развитие тяжелой индустрии. Единство экономического оборота в условиях использования товарно-денежной формы проявляется в том, что товарами, хотя и товарами особого рода, являются и произведенные на государственных предприятиях средства и орудия производства, поставляемые в плановом порядке другим предприятиям, продукция, производимая колхозами и совхозами, и продукция, предназначенная для народного потребления и продаваемая гражданам через розничную торговую сеть.
Поэтому социалистическое хозяйство не может быть ограничено кругом производственных и иных экономических связей, возникающих между социалистическими организациями. Следует отметить также, что существуют разнообразные отрасли хозяйства, непосредственно обслуживающие граждан (розничная торговля, коммунальное и жилищное хозяйство, транспорт, обслуживание бытовых потребностей граждан и т. д.).
Наконец, в личную собственность граждан поступают предметы потребления, приобретаемые ими как товары. Некоторые общественные фонды предоставляются гражданам для использования также за плату. Складывающиеся в связи с этим имущественные отношения включаются в единую цепь имущественных отношений, регулируемых гражданским правом, являются их завершающим звеном и вместе с тем необходимым этапом в воспроизводстве системы имущественных отношений в социалистическом обществе.
" Поэтому Основы гражданского законодательства, определяя предмет своего регулирования, в первую очередь указывают на отношения социалистических организаций между собой, затем граждан с этими организациями и, наконец, на отношения граждан между собой (ст. 2).
5. Единство социалистических имущественных отношений, регулируемых советским гражданским правом, как мы видели, определяется объективными закономерностями развития социалистической экономики в период развернутого строительства коммунизма. Вот почему законодатель отверг предложение сторонников хозяйственного права об обособлении норм, регули-, рующих имущественные отношения между социалистическими; организациями, в отдельный законодательный акт. «Принятие этих предложений, - сказал в своем докладе о проекте Основ.
гражданского законодательства Д. С. Полянский,- означало бы, что система имущественных отношений в СССР, обусловленная единством всей социалистической экономики, оказалась бы искусственно разобщенной и тем самым было бы нарушено гармоническое сочетание интересов общества и личности».
Неправильным было и другое предложение защитников обособления законодательства, относящегося к хозяйственной деятельности социалистических организаций, в самостоятельную отрасль права и соответственно этому в самостоятельный законодательный (типа Основ или Кодекса) акт. Речь идет о предложении объединить имущественные отношения, участниками которых являются социалистические организации, действующие как равноправные юридические лица, с отношениями, вытекающими из деятельности органов по управлению хозяйством.
Сторонники хозяйственного права тем самым, с одной стороны хотели объединить разнородные общественные отношения (имущественные, основанные на равенстве сторон, и властно-ор_ ганизационные в один предмет правового регулирования. С другой стороны, ограничение Основ гражданского законодательства лишь кругом отношений с участием граждан означало бы противопоставление, этого круга имущественных отношений имущественным отношениям, возникающим между социалисти-ческими организациями, т.е. разрыв в принципиально однородных общественных отношении, но такое разъединение однородных и объединение разнородных отношений противоречат закономерностям правового регулирования этих отношений. А указанные закономерности отражают лишь закономерности самих регулируемых нормами права общественных отношений.Каждая отрасль права регулирует не разнородные, а однородные общественные отношения, отрасли права искусственно не создаются. Методы и формы нормативного закрепления однородной группы общественных отношений обусловлены самим характером этих отношений и не являются независимыми от них. Право не может быть выше экономики, выше регулируемых ими общественных отношений. Поэтому искусственное объединение в так называемом хозяйственном праве методов правового регулиро-вания отношении, вытекающих из властно-организационной деятельности органов государства, т. е. отношений по управлению хозяйством, с одной стороны, и имущественных отношений между оперативными хозяйственными организациями, основанных.на использовании стоимостных и связанных с ними иных экономических рычагов, с другой стороны, могло бы нанести лишь вред народному хозяйству.
В выступлениях многих делегатов на XXII съезде партии, а также в партийной и экономической печати подверглись заслуженной критике участившиеся в деятельности плановых органов факты администрирования, принятия так называемых волевых решений, т. е. решений, не основанных на учете требований экономических законов и реальной действительности. Много говорили и писали в последнее время о многочисленных фактах несоответствия между планами производства и планами материально-технического снабжения, о недопустимости администрирования в планировании без экономического обоснования.
Смешение в одной искусственно созданной отрасли права методов правового регулирования, относящихся к планово-регули-рующей, т. е. административной деятельности, и к имущественным отношениям, основанным на принципе хозрасчета, на договоре, на материальной заинтересованности в результатах выполнения плановых заданий, лишь усилило бы тенденцию к администрированию, которая сейчас единодушно осуждается, привело бы к нарушениям законности в сфере имущественных отношений, участниками которых являются социалистические организации. Возникла бы угроза неоправданного административного вмешательства в нормальный ход развития имущественных отношений, угроза противопоставления законности и целесообразности; такое противопоставление недопустимо, поскольку закон- это отражающая интересы нашего общества, обобщенная для определенной категории отношений мера целесообразного, с государственной точки зрения, поведения граждан и организаций.
С узко ведомственной точки зрения изъятие вопреки закону оборотных средств среди года у хорошо работающего предприятия (план которого не был изменен) для пополнения оборотных средств плохо работающего предприятия кажется, при поверхностном подходе к делу, весьма целесообразным. В действительности же такое изъятие подрывает хозрасчетные стимулы в деятельности предприятия, снижает его материальную заинтересованность, наносит вред народному хозяйству. На недопустимость подобных фактов в связи с неправильной практикой передачи некоторыми трестами совхозов прибыли от хорошо работающего совхоза отсталым совхозам обратил внимание Н. С. Хрущев в своей речи на совещании работников сельского хозяйства областей и автономных республик нечерноземной зоны РСФСР 14 декабря 1961 г..
Точное разграничение отношений по управлению (отношений «по вертикали») и имущественных хозрасчетных отношений (отношений «по горизонтали») - важное условие обеспечения законности в их регулировании.
Сторонники хозяйственного права не смогли обосновать и доказать существование однородных хозяйственных отношений, являющихся якобы предметом одноименной отрасли права и законодательства. Но это обосновать, доказать и невозможно. Хозяйство - это сложная категория, а хозяйственные отношения разнообразны, поэтому их отдельные виды являются предметом различных отраслей права.
Законодательство не могло воспринять идею о создании двух актов по регулированию имущественных отношений и потому, что в силу принципиальной однородности регулируемых гражданским правом отношений это повлекло бы за собою ничем не оправданное повторение в каждом из актов одних и тех же "норм. На это обстоятельство неоднократно обращали внимание те советские цивилисты, которые до принятия Основ отстаизали необходимость издания единого акта.
6. Наконец, важно отметить, что принятие предложений сторонников хозяйственного права привело бы к ослаблению советских правовых позиций в области внешней торговли с капиталистическими странами и вызвало бы затруднения в практике регулирования внешнеторговых сделок и разрешения имущественных споров по этим сделкам.
Дело в том, что к правоотношению, вытекающему из договора, заключенного советским внешнеторговым объединением с иностранной фирмой, как правило, применяется закон той страны, где договор заключен. В настоящее время подавляющее большинство внешнеторговых сделок заключается в СССР. Следовательно, на них распространяются нормы советского права. Какой советский закон подлежал бы применению к этим сделкам, если бы из Основ гражданского законодательства СССР и из гражданских кодексов союзных республик были выделены нормы, регулирующие имущественные отношения между организациями? Одни наши законы регулировали бы только отношения с участием советских граждан, другие-только отношения между советскими организациями. Но невозможно нормы, характеризующие имущественные права советского гражданина как личного собственника предметов потребления, распространить на иностранного купца - капиталистическую фирму как контрагента по внешнеторговой сделке! К сделке по внешней торговле нельзя было бы применить также и нормы хозяйственного права, специально предназначенного для регулирования отношений между советскими социалистическими организациями. Общих норм гражданского права у нас не было бы. В советском праве исчезли бы те юридические нормы, которые ныне применяются для регулирования советских внешнеторговых сделок. Пришлось бы ограничить применение советского права за счет расширения применения нашими судами права капиталистических стран, с чем согласиться нельзя.
Приведенное возражение защитники обособления хозяйственного права в самостоятельную отрасль права пытались парировать тем контрдоводом, что для регулирования отношений с иностранным элементом применяются коллизионные нормы, содержащиеся во внутреннем законодательстве, а поэтому никакого будто значения не имеет, к какой отрасли права принадлежит та или иная правовая норма.
Но этот контрдовод несостоятелен. Во-первых, не коллизионные нормы регулируют отношения с иностранным элементом, а те нормы советского гражданского права, к которым отсылает коллизионная норма. Во-вторых, коллизионные нормы, по общему правилу, делают отсылку не к отдельным правовым нормам внутреннего законодательства, а к советскому праву в целом и к целым правовым институтам, например к законодательству,- определяющему взаимоотношения сторон по договору, к законам об исковой давности и т. д. Спрашивается, к какому закону будут отсылать коллизионные нормы, если один закон будет действовать лишь для социалистических организаций, а другой- лишь для граждан СССР? Это должны быть нормы, имеющие общее значение для всех участников гражданского оборота СССР. Именно так применяется в настоящее время советский закон. Внешнеторговая арбитражная комиссия при Всесоюзной торговой палате распространяет, например, на имущественные споры советских организаций с иностранцами общие нормы об исковой давности, т. е. трехлетний срок, а не специальный полуторагодичный (ныне, после издания Основ,- годичный) срок, установленный для социалистических организаций. Такая практика имеет место даже в тех случаях, когда стороной по внешнеторговой сделке является юридическое лицо - хозяйственная организация какой-либо из братских социалистических стран.
Но нельзя ли для иностранцев издать особый закон, который регулировал бы взаимоотношения с ними? Едва ли возможно; это означало бы, что для иностранцев создан особый правовой режим. Смысл коллизионных норм состоит в том, чтобы либо распространить внутреннее право, действующее для физических и юридических лиц данной страны на иностранцев, либо отослать, регулирование этих отношений к иностранному праву. Мирное-сосуществование и деловое экономическое сотрудничество между государствами мало совместимы с существованием специального правового режима для иностранцев. Создание такого режима противоречило бы принципам международного частного права. Если внешнеторговая сделка отсылает к национальному закону места ее заключения, то в этом случае применяются те нормы гражданского права, которые применяются данным государством к своим гражданам и юридическим лицам. В противном случае имела бы место дискриминация иностранцев, что в. порядке ответной репрессии повлекло бы создание особого правового режима для советских внешнеторговых объединений в. других странах, т. е. подорвало бы правовые основы делового экономического сотрудничества СССР с капиталистическими странами.
Реализация предложения сторонников хозяйственного права создала бы для иностранных судов юридически обоснованную возможность применять к спорам, вытекающим из внешнеторговых сделок с участием советской стороны, только иностранное право, а вся деятельность советской внешнеторговой арбитражной комиссии и все ее решения по конкретным делам лишились бы правовой основы.
7. Дискуссия о хозяйственном праве, начатая его защитниками, теоретически уже давно была завершена в пользу сторонников единства регулирования имущественных отношений, ввиду отсутствия серьезных научных аргументов у тех, кто защищал эту концепцию. Эта концепция была опрокинута и самой практикой регулирования, отражающей экономические закономерности развития нашего общества. Она, наконец, опровергнута фактом принятия Основ гражданского законодательства.
Единство правового регулирования имущественных отношений не исключает, как уже отмечалось, а предполагает возможность и необходимость дифференциации этого регулирования в зависимости от состава участников, от характера отношений, что и осуществлено в Основах гражданского законодательства. Но это - различия внутри единства.
Что же касается отношений, вытекающих из организационной деятельности по управлению хозяйством, то задача заключается не в том, чтобы объединять их с имущественными отношениями, регулируемыми нормами гражданского законодательства, а в том, чтобы установить правильное взаимоотношение между этими нормами и нормами административноправовыми. Необходимо усилить внимание к изучению структуры пляново-регулирующих органов и актов планирования, разработать стройную систему названных актов, упорядочить и обновить законодательство в этой области в соответствии с Требованиями Программы КПСС о дальнейшем развитии демократических основ управления народным хозяйством. Здесь - большое поле деятельности для науки административного (административно-хозяйственного) права. Юристы-адм"инистративисты должны хорошо изучить основы планирования, принципы и практику деятельности по управлению хозяйством. Лишь в этом случае они внесут вклад в совершенствование норм, регулирующих организационно-хозяйственные отношения. Пока же это отстающий участок советского законодательства. Возможны также и полезны совместные комплексные исследования административистов-и цивилистов таких важных тем, как правовая организация материально-технического снабжения в народном хозяйстве, правовые формы осуществления капитального строительства и др.
Общая характеристика современных теорий соотношения международного и внутригосударственного права
В современных условиях глобализации, развития мирового рынка, и активного надгосударственного взаимодействия участников общественных отношений, особо актуализируется вопрос о соотношении и взаимодействии международного и внутригосударственного права. Актуальность данного вопроса обуславливается также тем, что само по себе осуществление международным правом собственных функций возможно только при тесном взаимодействии с внутренним правом суверенных государств, поскольку по общему правилу, без особых указаний закона, положения международно-правовых источников не могут применяться к регулированию внутригосударственных общественных отношений.
Иными словами, в настоящее время углубление взаимодействия международного и внутригосударственного права приобрело характер объективной закономерности, выступающей логичным продолжением процесса углубления взаимодействия государств-участников мирового сообщества.
При этом в описанной выше ситуации существования двух взаимосвязанных, но, тем не менее, относительно самостоятельных правовых систем – международного и внутригосударственного права, необходимо научно-обоснованное решение вопроса об их соотношении и определении приоритетности применения их отдельных положений.
В качестве ответа на данный вызов в юридической науке разработаны два основных направления, предлагающие собственное видение вопроса о соотношении международного и внутригосударственного права: монистическая концепция и дуалистическая концепция (теория):
Определение 1
Монистическая теория международного права – это самостоятельное направление науки международного права, обосновывающее точку зрения о том, что международное и внутригосударственное право образуют в совокупности единую правовую систему.
В свою очередь под дуалистической концепцией принято понимать:
Определение 2
Дуалистическая теория международного права – это концепция, в рамках которой утверждается, что внутригосударственное и международное право – это две различные, полностью самостоятельные правовых системы, находящиеся в различных плоскостях правового регулирования и не подчиненные в этой связи друг другу.
Теория примата внутригосударственного права
Как видно из приведенного выше определения монистической теории международного права, суть ее содержания состоит в том, что международное и национальное право необходимо рассматривать не в качестве обособленных массивов нормативно-правового регулирования, а в качестве частей единой системы права. Однако при таком подходе к их пониманию возникает закономерный вопрос о том, какая система права в таком случае обладает приоритетным характером. В поисках ответа и логичного научно-обоснованного объяснения характера соотношения рассматриваемых систем права в юридической науке, в рамках монистической теории, сложились два направления:
- Теория примата внутригосударственного права (нигилистическая теория);
- Теория примата международного права.
Рассмотрим подробнее особенности содержания данных теорий.
В рамках первой точки зрения, обосновывающей приоритет международного права над внутригосударственным, получившей широкое распространение во II половине XIX в., предлагается точка зрения о том, что международное право в целом может использовать при непосредственном регулировании внутригосударственных отношении, в том числе в процессе правоприменительной деятельности судов и иных органов государственной власти, их должностных лиц.
Ключевым условием для такого применения сторонники рассматриваемой концепции называют наличие соответствующего намерения у создателей применяемой нормы международного права, либо наличие во внутригосударственном праве допущения использовать положения международного права.
При этом в силу нашедшего свое отражение даже в названии рассматриваемого направления монистической теории, тезиса о приоритете международного права над положениями национальной правовой системы, подчеркивается, что в случае возникновения ситуации расхождения между внутригосударственным и международным правом подлежат применению положения национальной правовой системы.
Замечание 1
Логика рассуждения представителей монистической концепции выстраивалась вокруг того, что суверенные государства, принимая на себя международно-правовые обязательств, безусловно, должны их выполнять, ограничивая себя в определенных сферах, однако, в случае возникновения ситуации, в которой выявляется несоответствие положений международного права национальным интересам, государство имеет полное право не соблюдать соответствующие нормы, руководствуясь исключительно внутренним правом.
Теория примата международного права
Большую распространенность, в том числе в Российской Федерации, получило второе направление монистической теории международного права – концепция о примате международного права над внутригосударственным. Указанная концепция обладает более длительным историческим развитием – она зародилась еще в середине XVIII в. и связывается в юридической науке с так называемой «доктриной Блэкстона», разработанной в рамках англосаксонской правовой школы.
Согласно данной концепции, международное право в определенной степени воспринимается национальным правом, становясь частью правовой системы конкретного государства, или, как принято говорить в современной науке – инкорпорируется во внутригосударственное право.
В таком случае, закономерно, при возникновении ситуации противоречия положения внутригосударственного и международного права применению полежат нормы последнего.
Пример 1
В качестве примера реализации данной концепции монистической теории международного права, может быть названа норма ст. 15 Конституции Российской Федерации, которой закреплен приоритет ратифицированных международных договоров над внутригосударственным правом РФ.
Как известно, отрасль права – элемент системы права, представляющий собой совокупность норм права, регулирующих качественно однородную группу общественных отношений.
В юридической литературе ведется длительная дискуссия о том, является ли хозяйственное право отраслью права или нет.
В 20-е годы в период НЭПа берет свое начало «двухсекторная теория» . Основоположник этой теории П. И. Стучка считал, что каждому из двух существовавших в экономике секторов (социалистического и частного) соответствуют две самостоятельные отрасли права – соответственно административно-хозяйственное и гражданское. Он полагал, что частному сектору уготовано скорое отмирание, поэтому административно-хозяйственное право окажется единственным.
К началу 30-х гг. ХХ в. период уже безраздельного господства социалистического сектора в экономике, появляется теория единого хозяйственного права (авторы – Л.Я. Гинцбург, Е.Б. Пашуканис), в соответствии с которой все имущественные отношения, как между гражданами, так и между социалистическими организациями должны регулироваться нормами единого хозяйственного права, основным источником которого должен стать Хозяйственный кодекс. Данная теория в то время являлась преобладающей. Однако рассматриваемая теория была объявлена вредительской, поскольку она пыталась обосновать необходимость правовых начал в области экономики, что представляло угрозу административно-командной системе.
В 60-е годы получает развитие третья школа хозяйственного права (В.В. Лаптев, В.К. Мамутов). Сторонники данной концепции считали, что имущественные отношения с участием граждан должны регулироваться гражданским законодательством. Предметом же хозяйственного права являются хозяйственная деятельность (отношения горизонтального характера) и руководство ею (вертикальные отношения).
В 90-е годы в России начался переход к рыночной экономике. Упразднение государственного планирования, возрождение частной собственности, развитие индивидуального и коллективного предпринимательства, закрепление принципа свободы договора потребовало пересмотра предыдущих концепций.
В настоящее время выделяют следующие концепции:
монистическую концепцию (В.С.Мартемьянов, И. В. Дойников, В. В. Лаптев) считают, что предпринимательское право, – самостоятельная отрасль права со своим предметом (предпринимательские отношения и тесно связанные с ними иные, в том числе некоммерческие отношения, а также отношения по государственному регулированию экономики).
Суть новой концепции сторонников хозяйственного права сводится к тому, что в современных условиях хозяйственная деятельность – это предпринимательская деятельность, а хозяйственные отношения – отношения между предпринимателями. Поскольку они вступают в отношения не только между собой, но и с государственными органами, то отношения того и другого вида взаимосвязаны и обладают определенным единством.
дуалистическую концепцию (Е.А.Суханов). Дуализм заключается в том, что частноправовые отношения между юридически равноправными товаропроизводителями регулируются единым гражданским правом, а отношения по организации и руководству предпринимательской деятельностью – административным и тесно связанными с ним отраслями права (финансовым, налоговым и др.).
По мнению авторов учебника под редакцией В.Ф.Чигира, хозяйственное право не имеет уникального предмета. Хозяйственные отношения различны по своей сущности и регулируются нормами различных отраслей права. О хозяйственном праве можно говорить как о науке, учебной дисциплине, отрасли законодательства.
Отрасль законодательства – это совокупность норм, регулирующих комплекс взаимосвязанных разнородных общественных отношений , объединенных определенной сферой.
С точки зрения сторонников монистической концепции хозяйственного права хозяйственное право как отрасль права представляет собой совокупность правовых норм, регулирующих предпринимательские отношения между субъектами хозяйствования, отношения некоммерческого характера, направленные на организацию хозяйственной деятельности соответствующих субъектов, а также отношения, направленные на государственное регулирование экономики в целях обеспечения интересов государства и общества (Е.А.Реуцкая).
Монистическая концепция рассматривает международное и национальное право как части единой правовой системы. Данный подход основан на утверждении, что международное и внутригосударственное (национальное) право едины. Впервые в 1899 г. данную идею выдвинул немецкий ученый В. Кауфманн. Однако он признает их неравноправными по своему статусу, а отдает предпочтение либо приоритету национального права, либо приоритету международного права. Предполагается, что эти правовые системы не имеют особых различий, а следовательно, должны рассматриваться как единая правовая сущность. В рамках этого подхода различают две концепции. Взгляды сторонников этих концепций значительно отличаются друг от друга. Отсюда сформировалось два направления в монистической теории. Первое - наиболее раннее, получившее развитие в XIX в., исходило из признания верховенства национального права и рассматривало международное право как сумму внешнегосударственного права различных стран. Выразителем указанного направления явился немецкий философ Г. Гегель, который утверждал, что «взаимоотношения между государствами представляют собой взаимоотношения между самостоятельными контрагентами, которые стипулируют между собой, но... остаются выше этих стипуляций». Рассматривая государство как «абсолютную власть на земле», он приходил к выводу, что государство способно не только по своей воле изменить внутреннее право, но и нормы внешнегосударственного права, т.е. международного права. Несостоятельность указанных постулатов очевидна, ибо они легализируют произвол в международных отношениях, отрицая возможность создания международного правопорядка. Гегель рассматривал государство как «дух в его субстанциональной разумности и непосредственной действительности».
По мнению советского ученого-юриста Р.А. Мюллерсона, подобная концепция ведет к международно-правовому нигилизму.
Кроме того, история демонстрирует трагический опыт осуществления этих взглядов на практике. Хорошо известно, что эта идея получила широкое распространение в Германии в 19 - начале 20 вв., оправдывая фашизм и отказ от общепризнанных норм международного права. Большинство современных исследователей склонно считать, что в настоящее время эта концепция представляет чисто исторический интерес. Однако трудно не согласиться с точкой зрения некоторых российских исследователей, что почва для нее существует и сейчас, если рассматривать объявление конкретным государством зоной действия их интересов весь мир (или любую его часть, выходящую за пределы его государственной территории). В настоящее время монистическая теория, признающая верховенство национального права, не имеет сторонников среди юристов-международников.
Наибольшее распространение получило второе направление монистической концепции, основывающееся на признании примата международного права, отдающее предпочтение международному праву перед национальным. Оно появилось после Первой Мировой войны и в тот период выражала стремление государств Антанты навязать миру свой правопорядок. Таким образом, «примат международного права в переводе на ясный политический язык означал бы примат воли крупных держав, навязываемой ими другим государствам в форме решения международных органов или в форме международных соглашений». Следует подчеркнуть, что среди представителей указанного направления нет единства относительно правовых последствий доминирующего влияния международного права на процесс внутригосударственного регулирования, что привело к возникновению двух течений: радикального монизма и умеренного монизма.
Выразителем идеи радикального монизма является австрийский ученый Г. Кельзен, который считается автором монистической теории. Наиболее полно концепция примата международного права над национальным разработана в его трудах «Чистая теория права»(1934 г.) и «Принципы международного права»(1952 г.). Г. Кельзен фактически не видел различий между национальным и международным правом, за исключением способа их образования. На этом основании он считал, что они образуют единый правопорядок. Однако международное право играет значительно более важную роль, т.к., по мнению автора, создает возможность сосуществования множества государств, определяя территориальную сферу их деятельности и способ регулирования внутренних вопросов. По мнению Г. Кельзена, международный правопорядок имеет значение как часть универсального правопорядка, включающего все национальные правопорядки. Международный правопорядок определяет территориальную, персональную и временную сферы действительности национальных правопорядков, делая возможным существование множества государств. Причем международное право определяет содержание национального права, регулируя те вопросы, которые бы государства, в противном случае регулировали бы произвольно в одностороннем порядке. Государство, по мнению Г. Кельзена это правовое явление, юридическое лицо, корпорация. Отсюда соотношение международного права и национального «напоминает соотношение национального правопорядка и внутренних норм корпорации». Отвергая дуалистическую теорию, он утверждает, что лишь чистая теория права, по его мнению, дает возможность рассматривать международное и национальное право как части единой универсальной системы, проистекающей из единой общей нормы. Международное право, являясь высшим правопорядком, делегирует полномочия государствам осуществлять юрисдикцию на своей территории. Поэтому нормы национального права должны основываться на нормах международного права и в случае противоречия последним теряют юридическую силу1.
Советский исследователь Р.А. Мюллерсон усматривал истоки монистической концепции Г.Кельзена в его «чистой теории права», с помощью которой предпринималась попытка деидеологизировать понятия права, государства и отрицалась их политическая природа. В русле теории государство отождествлялось с корпорацией. Главное отличие государства от любой другой организации Г. Кельзен видел в наличии у него суверенитета, считая, однако, что государство может быть суверенным, только если существует примат национального права. Р.А. Мюллерсон видел ошибку Г. Кельзена в неправильном подходе к понятию государственного суверенитета. «Признание государства суверенным не означает, что оно не подчиняется нормам международного права. Это означает, что оно не подчиняется другим государствам. Однако подчинение государства нормам международного права не предполагает признания примата международного права над национальным». Известный советский ученый Г.И.Тункин характеризовал подход Г. Кельзена к вопросу о соотношении международного и национального права как недиалектический, что обозначилось точкой зрения о «недопущении существования различных, но взаимосвязанных систем права».
Позицию Г. Кельзена разделяли французские ученые Ж. Ссель и Ш. Руссо, которые признавали «существование международного правопорядка, стоящего над государственными федеральными правопорядками». Однако ошибочность теоретических воззрений радикальных монистов, отрицающих государственный суверенитет, сразу становилась очевидной при сопоставлении их с реальным процессом нормотворчества, что подчеркивалось в советской доктрине международного права 70-80-е гг. прошлого столетия. Советские юристы-международники (Р.А. Мюллерсон, Е.Т. Усенко, Г.И. Тункин, Д.Б. Левин и др.) указывали, что сторонники как верховенства национального права, так и примата международного права противопоставляют международное право и государственный суверенитет, но государственный суверенитет и международное право предполагают друг друга. Объективная реальность такова, что государства в силу своего суверенитета являются основными субъектами и творцами международного права, определяя по своему усмотрению его содержание. В то же время суверенитет государства не является абсолютным, и оно обязано соблюдать международный правопорядок, установленный международным сообществом. Отсюда суверенитет государства означает их равенство, неподчинение друг другу, а не международному праву.
Неправильность утверждений радикальных монистов стала очевидной и для западных юристов, что привело к появлению нового течения умеренного монизма. Его представители Я. Броунли, X. Лаутерпахт (Англия), А. Фердросс (Австрия), В.Фридман (США) считают, что концепция радикальных монистов «не соответствует правовым реальностям существования суверенных государств и низводит внутригосударственное право до положения служанки международного права». Умеренные монисты подвергают критике и постулат о делегировании международным правом юрисдикционных полномочий государствам, подчеркивая тот факт, что международное право устанавливает пределы деятельности каждого государства, ограничивая тем самым свободу их действий на международной арене. Поэтому внутреннее право в случае противоречия международным обязательствам государства автоматически не теряет силы, законы и иные нормативные акты продолжают временно применяться национальными судами до тех пор, пока государство не приведет их в соответствие с международными обязательствами.
Если такие акты затрагивают интересы другого государства - участника международного договора, оно может потребовать через дипломатические каналы, чтобы первое государство выполнило свои международные обязательства, т.е. привело свое законодательство в соответствие с положениями договора.
Следует отметить, что предложенная умеренными монистами концепция относительно временной действительности национальных законов, противоречащих международным обязательствам, привела к появлению в современной западной доктрине нового течения, называемого теорией гармонизации, выдвинутой английским юристом Дж. Фитцморисом. Он ссылается на международную ответственность государства, если оно не приводит свое законодательство в соответствие с международным правом, и указывает на то, что вопрос трансформации национального права лежит исключительно в сфере компетенции государства. Международная ответственность государства не аннулирует закон. Международный Суд может только обязать государство уплатить репарацию, если таким законом нанесен ущерб другому государству.
Ряд западных юристов-международников (М. Шоу (Великобритания), Б. Баархорн (Нидерланды)) считают, что разногласия между монистами и дуалистами по проблеме соотношения международного и национального права носят нереальный, искусственный характер и отрицают существование общей системы, в которой одновременно действуют международное и национальное право либо одному из них принадлежит приоритет, или право вмешательства в правовую систему другого. Каждое право является верховным в своей собственной системе: английское право - на территории Великобритании, французское - во Франции. Нельзя говорить о верховенстве французского права над английским, а лишь о двух различных правовых системах, действующих самостоятельно. Такой же подход применим к проблеме соотношения международного и национального права, оба они являются правовыми системами, действующими в различных правопорядках. Вопрос о соотношении возникает лишь в случае конфликта обязательств, когда государство, основываясь на внутреннем праве, действует вопреки международным обязательствам. В таком случае поведение государства является неправомерным, но не преодолевается соответствующей нормой международного права. Очевидно, что указанная аргументация при всем ее критическом отношении к монизму и дуализму, фактически отражает дуалистическую концепцию.
Что касается позиции ученых стран СНГ, особенно российских, в трудах которых проблема соотношения международного и национального права обсуждается наиболее активно, то в отличие от советской доктрины большинство из них разделяет позиции умеренных монистов, рассматривая международное и национальное право как части единой системы права при определяющем влиянии первого на процесс национального нормотворчества.
Лишь некоторые российские ученые (Е.Т. Усенко, С.В. Черниченко) продолжают отстаивать дуалистические подходы. В частности, Е.Т. Усенко утверждает, что возражения против самостоятельности двух правовых систем научно не обоснованы. Где нет самостоятельности, там нет отношений между ними, а лишь «состояние слитности, нерасчлененности». Отношение предполагает связь. Однако эта связь не имеет характера подчинения, а лишь координации, взаимосогласованности и взаимодополняемости. Такой же аргумент приводится С.В. Черниченко, указывающим на то, что международное и внутригосударственное право не подчинены друг другу в плане юридического старшинства: «Они действуют в разных плоскостях, реализуются в разных сферах, обусловленных природой регулируемых».
При всей справедливости последнего высказывания нельзя согласиться с утверждением Е.Т. Усенко, что международное право не имеет «собственной юридической силы на территории государства. Для того, чтобы оно приобрело такую силу, оно должно иметь статус национальной нормы. А это может сделать только территориальный суверен, издав соответствующий национально-правовой акт».
