f033ab37c30201f73f142449d037028d
Действие повести происходит в станице Новоминская, расположенной рядом с Тереком, отделяющим земли казаков и чеченцев. Именно здесь расположен кавказский пехотный полк, в котором служит юнкер Дмитрий Андреевич Оленин.
Оленину 24 года, до сих пор жизнь его протекала легко и беззаботно. Он совершил немало ошибок, старался ни к чему серьезно не относится и успел прогулять половину того состояния, которое оставили ему родители, умершие, когда Дмитрий был ребенком. Отправление в полк рассматривалось им, как шанс начать новую жизнь.
Станица, куда приезжает Оленин, живет своей размеренной жизнью. Оленина поселяют в дом хорунжего, который работает в школе учителем и домой приезжает только в праздники. Хозяева дома – бабушка Улита и ее дочь Марьянка поначалу не очень приветливы к Оленину, но это никак не связано с самим молодым человеком – просто казаки привыкли так относиться ко всем чужакам. Тем более, что обычно армейские офицеры ведут себя не очень прилично, с точки зрения казаков - они проводят свободное время в пьянстве, ухаживаниях за молодыми казачками и игре в карты.
Но Оленин совсем не такой. Ему нравится размеренная жизнь казаков, он присматривается к ним, внимательно слушает рассказы старого Ерошки и постепенно вливается в новую для него атмосферу. Весь день он проводит в лесу, охотясь, а вечером, возвращаясь домой, ужинает и ведет долгие беседы с Ерошкой. Он угощает Ерошку вином, дарит коня молодому казаку Лукашке, отвечает согласием на требования хорунжего платить за квартиру больше, чем было оговорено в самом начале. Все это меняет отношение к нему местных жителей. Оленин любуется не только окружающей его природой, но и самими казаками.
Особенно нравится ему Марьянка. Но он смотрит на нее точно так же, как смотрит на красоту окружающих станицу гор и не думает ни о чем большем. Тем более, что Марьянка готовится к свадьбе с Лукашкой. Но однажды он, подавшись уговорам князя Белецкого, с которым был знаком еще в Москве, приходит на вечеринку, где присутствует и Марьянка. Оставшись с ней наедине, он ее целует и понимает, что любит ее и готов на ней жениться. Видя, что готовится свадьба Марьянки и Лукашки, Оленин делает ей предложение. Девушка отвечает согласием, но Оленину надо еще получить и согласие ее родителей на свадьбу.
Отправившись к родителям девушки, он видит на улице отряд казаков и узнает, что несколько абреков перебрались через Терек. Вместе с отрядом он уезжает и участвует в схватке, в которой оказывается смертельно раненым Лукашка. Вернувшись в станицу, Оленин идет поговорить к Марьянке, но видит, что она вновь относится к нему очень негативно. Поняв, что она его никогда не полюбит, Оленин решает уехать из станицы в крепость. Теперь он уже не мечтает о новой жизни, как при отъезде из Москвы.
Глава 1. В московском заведении Шевалье ночью двое молодых людей провожают служить юнкером на Кавказ третьего – дворянина Оленина.
Глава 2. Оленин в дороге вспоминает о своей беспорядочной жизни. Почти юноша, он, однако, уже успел промотать половину своего состояния, хотя так и не нашёл страстной любви, о которой мечтал. Кавказ представляется ему романтическим местом, где можно совершить геройские подвиги.
Лев Толстой. Казаки. Аудиокнига
Глава 3. Оленин доезжает до южных губерний, видит непривычную природу, людей в казачьих нарядах и горы, чьё величие сильно впечатляет его.
Глава 4. Казачье население Терской линии происходит от староверов, некогда бежавших сюда от гонений за религию . Оно сильно отличается от жителей центральной России – в частности, положением женщины, которая здесь пользуется гораздо большей свободой и имеет весьма сильное влияние в семейном быту. Дальнейшее действие повести Льва Толстого происходит в одной из терских казачьих станиц – Новомлинской.
Глава 5. У Улиты, жены хорунжего Новомлинской, растёт красавица-дочь Марьяна. Её очень хочет посватать за своего сына Лукашку одна из улитиных соседок.
Глава 6. Лукашка находится в это время с другими казаками на одном из постов терской границы: они стерегут, чтобы её не перешли грабительские горские абреки. Толстой описывает этого красивого парня лет 20-ти, который выделяется из других сверстников смышлёностью и властным характером. На заставу к казакам приходит пожилой, широкоплечий дядя Ерошка – лучший охотник этих мест.
Глава 7. Друг Назарка, рассказывает Луке, что его станичная подруга Дунайка загуляла с казаком Фомушкиным. Назар советует Лукашке порвать с Дунайкой и «подъехать» к хорунжиной Марьянке.
Вечером урядник посылает Луку, Назарку и казака Ергушова в ночной дозор к речной переправе.
Глава 8. Лука с друзьями приходит в дозор. Когда товарищи засыпают, он замечает, что одна из плывущих по реке больших коряг движется странно: не по течению, а как бы против. Лука догадывается: к ней прицепился снизу чеченский абрек. Не будя товарищей, он прицеливается, и когда среди ветвей коряги показывается голова разбойника, стреляет и убивает его.
Глава 9. На рассвете к дозору, где стрелял Лукашка, собираются другие казаки. Убитого чеченца вытаскивают из воды. Трофеем Лукашки становятся ружьё и кинжал абрека.
Глава 10. Через два дня в станицу Новомлинскую приходит на постой пехотный полк. Служащий в нём теперь Оленин со своим слугой Ванюшей поселяется у Улиты. В первый же день ему на глаза попадается красивая и стройная Марьяна.
Глава 11. Сидя у окна в снятой у Улиты комнате, Оленин знакомится с проходящим мимо охотником Ерошкой. Он приглашает его выпить и посылает Ванюшу к Улите купить чихиря (вина).
Глава 12. Наливать вино Ванюше отправляется Марьяна, проходя мимо окна на глазах у Оленина и Ерошки. Ерошка рассказывает Оленину, что эту красавицу сватают за казака Луку. Марьяна уже обратила внимание на поселившегося у них молодого офицера. Наполняя графин Ванюше, она спрашивает, женат ли его барин, и узнаёт, что нет.
Глава 13. Вечером казаки собираются у хат поговорить, грызя семечки. К компании баб и девок подходят подвыпившие Лука, Назар и Ергушов. Лукашка с хитрой усмешкой заговаривает с сидящей тут же Марьяной. Когда она идёт домой, Лука догоняет её у плетня, пытается обнять и просит любви. Марьяна вначале строго отстраняется от него: «Замуж пойду, а глупости от меня никакой не дождешься». Но потом целует в губы и убегает домой.
Глава 14. Оленин весь этот вечер пьёт чихирь с Ерошкой. Тот рассказывает ему о своей молодости, о старых временах, когда он охотился, воевал, гулял с девками. Отчаянный Ерошка мало верит в Бога. «Сдохнешь, – считает он, – трава вырастет на могилке, вот и всё». Оленин с грустью задумывается над этими словами.
Глава 15. Ерошка много рассказывает про зверей и их повадки. Слушая его байки, Оленин начинает ходить по двору. Вдруг он слышит у забора звук поцелуя, видит, как мимо проскальзывает Марьяна, а от плетня отходит какой-то казак. Случайно застанная сцена чужой любви возбуждает в душе Оленина чувство одиночества. Он и Ерошка договариваются на следующее утро вместе пойти на охоту.
Глава 16. Ерошка живёт один: жена давно ушла от него. Под утро в хату старого охотника заглядывает его друг Лука и рассказывает, что за убитого чеченца ему обещают дать крест, однако жадный сотник отобрал взятое на мёртвом теле дорогое ружьё. Ерошка советует ему никому не уступать и всегда вести себя, как настоящий джигит. Лука вновь готовится идти в дозор на речной переправе.
Глава 17. Мать и немая сестра собирают Луку на заставу. Мать рассказывает, что пробовала сватать за него Марьяну. Усмехнувшись, Лукашка уходит в утренний туман.
Глава 18. Ерошка рано утром идёт к Оленину, чтобы вести его на охоту. Сюда же приходит и отец Марьяны, хорунжий, – договориться о цене, которую Оленин будет платить за наём хаты. После разговора с хорунжим Оленин наедине рассказывает Ерошке про сцену с поцелуем, бывшую вечером. Ерошка с хохотом говорит, что целовался с Марьяной, наверное, его любимец Лука.
Глава 19. Оленин и Ерошка идут в лес. Он и Оленин убивают нескольких фазанов, потом находят логовище оленя, но он в последний момент убегает от них. Ерошка яростно клянёт себя за то, что подошёл к оленю не с той стороны. Оленин же после охоты опять думает о Марьяне.
Глава 20. На другой день Оленин идёт на охоту один. Он с увлечением отыскивает фазанов, не обращая внимания на огромные тучи комаров. В голове его сами собой текут мысли. В упоении Оленин чувствует себя счастливым, его вдруг проникает идея о том, что смысл жизни, которого он раньше искал, состоит в том, чтобы через любовь и самоотвержение делать счастливыми других людей. Оленин проводит в чаще целый день и к вечеру сбивается с дороги в опасном месте, где часто промышляют кавказские абреки. Оленин долго не находит дороги и, уже отчаявшись, устремляется по краю встреченной на пути канавы.
Глава 21. Вскоре Оленин с радостью слышит русскую речь. Оказывается, что, уклонившись с дороги, он вышел к той самой заставе, где несут службу Лукашка с товарищами. Как раз в это время туда приехал с другой стороны Терека брат убитого Лукой чеченца – выкупать его мёртвое тело. Оленин наблюдает, как этот гордый джигит презрительно смотрит на русских. Выкупленное тело перевозят на лодке за реку. Лукашка посмеивается, стоя рядом с товарищами. «Ты рад? А если бы твоего брата убили?» – спрашивает у него Оленин. «А что ж? И не без того! Разве нашего брата не бьют?» – отвечает Лука.
Глава 22. Лукашку посылают проводить Оленина до станицы. Того вновь охватывает по пути приступ восторженной доброты. Оленин спрашивает, почему Лука до сих пор не женился на Марьяне. Тот отвечает, что ему вначале надо справить себе казачью лошадь, а на это пока нет денег. В припадке великодушия Оленин (человек богатый) дарит Лукашке одного своего коня. Лука, человек простой и естественный, как сама природа, изумлён такой щедростью: ему трудно понять странные душевные порывы цивилизованного городского офицера.
Глава 23. Оленин мало-помалу привыкает к станичной жизни, к ежедневным утомительным и волнующим охотничьим походам. Они изглаживают его душевные сомнения и делают характер цельным. Он уже не думает возвращаться в Москву, порой мечтает даже перейти в простые казаки. Однажды в его хате появляется прежний московский знакомый Белецкий, светский юноша, который тоже приехал служить на Кавказ. Поселившись в той же станице, Белецкий ведёт себя весьма легкомысленно: подпаивает местных стариков, устраивает вечеринки для молодых казачек и хвастается Оленину «победами» над многими из них.
Глава 24. Оленин делается ловким и крепким как казак. Он замечает, что Марьяна иногда любуется тем, как он проезжает мимо неё на лошади. Ему тоже очень нравится эта серьёзная, трудолюбивая красавица, но в постоянном напряжении он не думает о Марьяне, как о женщине, помня и о чувствах Луки к ней. Оленин и Марьяна почти не разговаривают. Белецкий удивляется, как Оленин, живя рядом с такой девушкой, не попытался поближе познакомиться с ней. Раз он приглашает Оленина к себе на посиделки с девками, где будет и Марьяна. Развязная подруга Марьяны, Устенька, накрывает хороший стол.
Глава 25. Оленин поначалу чувствует себя очень неловко и порывается незаметно уйти, но Белецкий удерживает его и подсаживает к нему Марьяну. От смущения Оленин начинает много пить. От вина его стеснительность пропадает, и он наконец пытается обнять и поцеловать Марьяну. Другие девки и Белецкий с хохотом выбегают из комнаты, оставив Оленина и Марьяну внутри и приперев снаружи дверь. Марьяна улыбается Оленину и шутливо корит его за то, что он, постоялец в их доме, всегда сидит у себя в комнате и не заходит к ней и родителям.
Глава 26. Оленин сводит теперь близкое знакомство с семьёй Марьяны. Он часто заходит к ним по вечерам. Для него становится всё более необходимым чувствовать присутствие Марьяны рядом. Оленин ещё сильнее вживается в казачью жизнь, его чарует Кавказский край. Тут нет той напыщенной книжной романтики, какую он раньше ожидал встретить, но здешние люди «живут, как живет природа: умирают, родятся, совокупляются, опять родятся, дерутся, пьют, едят, радуются и опять умирают». Прежняя фальшивая московская жизнь кажется Оленину смешной и гадкой.
Глава 27. Приехавший Лукашка в благодарность за подаренного коня привозит Оленину красивый кинжал. Лука собирается вскоре жениться на Марьяне. Вечером он пробирается под её окно и просит, чтобы красавица пустила его к себе на ночь, однако та упирается. Друг Назарка рассказывает Луке, что в семью его невесты начал похаживать «юнкирь». Лукашку охватывает злоба.
Глава 28. Родители Марьяны сговариваются с матерью Луки о свадьбе своих детей. Оленину грустно, что Марьяну выдают за другого, но он старается желать ей и Лукашке счастья. Вечером к Оленину заходит с балалайкой напившийся на сговоре дядя Ерошка и долго поёт ему грустные песни.
Глава 29. В станице собирают урожай арбузов и винограда. Марьяна целые дни проводит в нелёгком труде. Лукашка уехал на службу, и они не встречаются. Марьяна привыкла к Оленину и с удовольствием чувствует на себе его пристальные взгляды. Раз отец передаёт ей и матери свой разговор со слугой Оленина, Ванюшей: тот рассказал, что его барин опять получил из России тысячу рублей.
Глава 30. В разгар одного жаркого дня Марьяна, улёгшись под арбу, беседует с прибежавшей подругой Устенькой. Та спрашивает, как её дела с Лукашкой, и сочувствует Марьяне: скоро она выйдет замуж за казака, «тогда и в мысль радость не пойдет, дети пойдут да работа». «Кабы я да на твоем месте была, – говорит Устинька, – я бы постояльца вашего богатого окрутила! Посмотрела я на него, как у нас были, так, кажется, и съел бы он тебя глазами».
Глава 31. В виноградник к Марьяне заходит по пути на охоту Оленин. «Что ж, ты скоро замуж за Лукашку выйдешь?» – спрашивает он. – «А что?» – «Мне завидно. Ты такая красавица! Я не знаю, что готов для тебя сделать…» При этих своих словах Оленин сам вспыхивает.
Глава 32. Вернувшись вечером с охоты, Оленин от волнения проводит целую ночь без сна. Не раз он подходит к хате Марьяны, стараясь услышать внутри её дыхание, а к утру, совсем обезумев, стучится к ней в окно. За этим его застаёт проходящий мимо друг Луки, Назарка. «Вишь, хорунжиха какая! Ей одного мало», – говорит он. Оленин убеждает Назарку, что Марьяна честная, но Назарка в тот же день, вернувшись на заставу, рассказывает обо всём Лукашке. Оленин совсем теряет голову от любви. На несколько дней он уходит со своим полком в набег на горцев за Терек, но, вернувшись, опять видит красавицу и опять сходит с ума по ней.
Глава 33. Сам не зная зачем, Оленин изливает душу на бумаге: воспевает могучую естественную любовь, которую впервые познал. Её невозможно сравнить с искусственными, напускными чувствами, жителей больших городов.
Глава 34. Вечером Оленин идёт в дом Марьяны. Её родители рассказывают, что хотели сыграть свадьбу с Лукашкой уже на той неделе, но он в своём отряде «закуражился», пьёт, хотят слухи, что ездил к ногаям воровать лошадей. Вечером, когда все расходятся спать, Оленин улучает минуту остаться с Марьяной наедине. «Не выходи за Лукашку. Я женюсь на тебе!» – просит он её. Марьяна глядит на него с недоверием.
Глава 35. На другой день в станице отмечают большой праздник. Нарядный народ высыпает на улицы. Парни и девки водят хороводы, поют. Оленин ищет новой встречи с Марьяной.
Глава 36. Со службы на праздник приезжают Лука и Назарка. Лука подскакивает на коне к кучке девок, среди которых стоит и Марьяна. Он пытается выглядеть весёлым, но заметно, что это – лишь маска, за которой Лукашка прячет мрачные мысли. Поняв это, Марьяна тревожится.
Глава 37. Домой к Луке приходят пить чихирь в честь праздника дед Ерошка и Ергушов. Лукашка с дерзкой злостью рассказывает им, как на днях он с Назаркой и чеченцами известного вожака Гирей-хана ездил воровать ногайских коней. Ерошка хвалит его за удальство и рассказывает, как сам в молодости промышлял тем же занятием.
Глава 38. Подвыпивший Лукашка идёт к хороводам молодёжи. Здесь уже стоит и Оленин. Улучив момент, Оленин отводит Марьяну в сторону и опять начинает уговаривать, чтобы она вышла за него. Эту сцену видит Лука. Когда Марьяна возвращается в хоровод, он упрекает её за измену с постояльцем-юнкером. «Захотела, разлюбила тебя. Кого захочу, того и люблю» – отвечает Марьяна и уходит в дом Белецкого, где её подруги опять затеяли вечеринку. Прийти на неё должен и Оленин.
Глава 39. Весь вечер Оленин сидит в углу хаты Белецкого в обнимку с Марьяной, говоря, что завтра же придёт к родителям сватать её. Она в ответ то смеётся, то сжимает его руки. Выйдя ночью на улицу, Оленин полон счастья.
Глава 40. На следующее утро в станице поднимается переполох: казачий разъезд застал в нескольких верстах перешедших Терек чеченских абреков. Их окружили в бурунах и послали в станицу за подмогой. Девять казаков во главе с Лукашкой вооружаются и выезжают на помощь. За ними увязывается и Оленин.
Глава 41. Под прикрытием ногайской арбы с сеном казаки подбираются к яме, где засели чеченцы, потом быстро врываются туда с саблями и рубят их всех. Здесь оказывается и брат убитого раньше Лукашкой, который приплывал выкупать его тело. Лука пробует взять этого абрека живым, но он тяжело ранит его в живот из пистолета – и сам погибает от казацкой пули. Окровавленного Лукашку перевозят домой. Оленин вечером приходит к Марьяне, но застаёт её в слезах. «Уйди, постылый!» – кричит она ему.
Глава 42. Лука лежит при смерти, ему собираются привезти из гор доктора, знатока трав. Оленин, поняв, что Марьяна никогда не полюбит его, уезжает из станицы в крепость, где стоит полк. Напоследок он прощается с Ерошкой, который выпрашивает у него ружьё в подарок. Мимо проходит, равнодушно поклонившись, Марьяна. Тройка отъезжает. Оленин оглядывается и видит: Ерошка с Марьяной разговаривают, видимо, о своих делах, не смотря на него.
Казаки
Кавказская повесть 1852 года
I
Все затихло в Москве. Редко, редко где слышится лязг колес по зимней улице. В окнах огней уже нет, и фонари потухли. От церквей разносятся звуки колоколов и, колыхаясь над спящим городом, поминают об утре. На улицах пусто. Редко где промесит узкими полозьями песок с снегом ночной извозчик и, перебравшись на другой угол, заснет, дожидаясь седока. Пройдет старушка в церковь, где уж, отражаясь на золотых окладах, красно и редко горят несимметрично расставленные восковые свечи. Рабочий народ уж поднимается после долгой зимней ночи и идет на работы.
А у господ еще вечер.
В одном из окон Шевалье из-под затворенной ставни противузаконно светится огонь. У подъезда стоят карета, сани и извозчики, стеснившись задками. Почтовая тройка стоит тут же. Дворник, закутавшись и съежившись, точно прячется за угол дома.
«И чего переливают из пустого в порожнее? – думает лакей, с осунувшимся лицом, сидя в передней. – И все на мое дежурство!» Из соседней светлой комнатки слышатся голоса трех ужинающих молодых людей. Они сидят в комнате около стола, на котором стоят остатки ужина и вина. Один, маленький, чистенький, худой и дурной, сидит и смотрит на отъезжающего добрыми, усталыми глазами. Другой, высокий, лежит подле уставленного пустыми бутылками стола и играет ключиком часов. Третий, в новеньком полушубке, ходит по комнате и, изредка останавливаясь, щелкает миндаль в довольно толстых и сильных, но с отчищенными ногтями пальцах, и все чему-то улыбается; глаза и лицо его горят. Он говорит с жаром и с жестами; но видно, что он не находит слов, и все слова, которые ему приходят, кажутся недостаточными, чтобы выразить все, что подступило ему к сердцу. Oн беспрестанно улыбается.
– Теперь можно все сказать! – говорит отъезжающий. – Я не то что оправдываюсь, но мне бы хотелось, чтобы ты, по крайней мере, понял меня, как я себя понимаю, а не так, как пошлость смотрит на это дело. Ты говоришь, что я виноват перед ней, – обращается он к тому, который добрыми глазами смотрит на него.
– Да, виноват, – отвечает маленький и дурной, и кажется, что еще больше доброты и усталости выражается в его взгляде.
– Я знаю, отчего ты это говоришь, – продолжает отъезжающий. – Быть любимым, по-твоему, такое же счастье, как любить, и довольно на всю жизнь, если раз достиг его.
– Да, очень довольно, душа моя! Больше чем нужно, – подтверждает маленький и дурной, открывая и закрывая глаза.
– Но отчего ж не любить и самому! – говорит отъезжающий, задумывается и как будто с сожалением смотрит на приятеля. – Отчего не любить? Не любится. Нет, любимым быть – несчастье, несчастье, когда чувствуешь, что виноват, потому что не даешь того же и не можешь дать. Ах, боже мой! – Он махнул рукой. – Ведь если бы это все делалось разумно, а то навыворот, как-то не по-нашему, а по-своему все это делается. Ведь я как будто украл это чувство. И ты так думаешь; не отказывайся, ты должен это думать. А поверишь ли, из всех глупостей и гадостей, которых я много успел наделать в жизни, это одна, в которой я не раскаиваюсь и не могу раскаиваться. Ни сначала, ни после я не лгал ни перед собой, ни перед нею. Мне казалось, что наконец-то вот я полюбил, а потом увидал, что это была невольная ложь, что так любить нельзя, и не мог идти далее; а она пошла. Разве я виноват в том, что не мог? Что же мне было делать?
– Ну, да теперь кончено! – сказал приятель, закуривая сигару, чтобы разогнать сон. – Одно только: ты еще не любил и не знаешь, что такое любить.
Тот, который был в полушубке, хотел опять сказать что-то и схватил себя за голову. Но не высказывалось то, что он хотел сказать.
– Не любил! Да, правда, не любил. Да есть же во мне желание любить, сильнее которого нельзя иметь желанья! Да опять, и есть ли такая любовь? Все остается что-то недоконченное. Ну, да что говорить! Напутал, напутал я себе в жизни. Но теперь все кончено, ты прав. И я чувствую, что начинается новая жизнь.
– В которой ты опять напутаешь, – сказал лежавший на диване и игравший ключиком часов; но отъезжающий не слыхал его.
– Мне и грустно, и рад я, что еду, – продолжал он. – Отчего грустно? Я не знаю.
И отъезжающий стал говорить об одном себе, не замечая того, что другим не было это так интересно, как ему. Человек никогда не бывает таким эгоистом, как в минуту душевного восторга. Ему кажется, что нет на свете в эту минуту ничего прекраснее и интереснее его самого.
– Дмитрий Андреич, ямщик ждать не хочет! – сказал вошедший молодой дворовый человек в шубе и обвязанный шарфом. – С двенадцатого часа лошади, а теперь четыре.
Дмитрий Андреич посмотрел на своего Ванюшу. В его обвязанном шарфе, в его валяных сапогах, в его заспанном лице ему послышался голос другой жизни, призывавшей его, – жизни трудов, лишений, деятельности.
– И в самом деле, прощай! – сказал он, ища на себе незастегнутого крючка.
Несмотря на советы дать еще на водку ямщику, он надел шапку и стал посередине комнаты. Они расцеловались раз, два раза, остановились и потом поцеловались третий раз. Тот, который был в полушубке, подошел к столу, выпил стоявший на столе бокал, взял за руку маленького и дурного и покраснел.
– Нет, все-таки скажу… Надо и можно быть откровенным с тобой, потому что я тебя люблю… Ты ведь любишь ее? Я всегда это думал… да?
– Да, – отвечал приятель, еще кротче улыбаясь.
– И может быть…
– Пожалуйте, свечи тушить приказано, – сказал заспанный лакей, слушавший последний разговор и соображавший, почему это господа всегда говорят все одно и то же. – Счет за кем записать прикажете? За вами-с? – прибавил он, обращаясь к высокому, вперед зная, к кому обратиться.
– За мной, – сказал высокий. – Сколько?
– Двадцать шесть рублей.
Высокий задумался на мгновенье, но ничего не сказал и положил счет в карман.
А у двух разговаривающих шло свое.
– Прощай, ты отличный малый! – сказал господин маленький и дурной с кроткими глазами.
Слезы навернулись на глаза обоим. Они вышли на крыльцо.
– Ах, да! – сказал отъезжающий, краснея и обращаясь к высокому. – Счет Шевалье ты устроишь, и тогда напиши мне.
– Хорошо, хорошо, – сказал высокий, надевая перчатки. – Как я тебе завидую! – прибавил он совершенно неожиданно, когда они вышли на крыльцо.
Отъезжающий сел в сани, закутался в шубу и сказал: «Ну что ж! поедем», – и даже подвинулся в санях, чтобы дать место тому, который сказал, что ему завидует; голос его дрожал.
Провожавший сказал: «Прощай, Митя, дай тебе бог…» Он ничего не желал, кроме только того, чтобы тот уехал поскорее, и потому не мог договорить, чего он желал.
Они помолчали. Еще раз сказал кто-то: «Прощай». Кто-то сказал: «Пошел!» И ямщик тронул.
– Елизар, подавай! – крикнул один из провожавших.
Извозчики и кучер зашевелились, зачмокали и задергали вожжами. Замерзшая карета завизжала по снегу.
– Славный малый этот Оленин, – сказал один из провожавших. – Но что за охота ехать на Кавказ и юнкером? Я бы полтинника не взял. Ты будешь завтра обедать в клубе?
И провожавшие разъехались.
Отъезжавшему казалось тепло, жарко от шубы. Он сел на дно саней, распахнулся, и ямская взъерошенная тройка потащилась из темной улицы в улицу мимо каких-то не виданных им домов. Оленину казалось, что только отъезжающие ездят по этим улицам. Кругом было темно, безмолвно, уныло, а в душе было так полно воспоминаний, любви, сожаления и приятных давивших слез…
II
«Люблю! Очень люблю! Славные! Хорошо!» – твердил он, и ему хотелось плакать. Но отчего ему хотелось плакать? Кто были славные? Кого он очень любил? Он не знал хорошенько. Иногда он вглядывался в какой-нибудь дом и удивлялся, зачем он так странно выстроен; иногда удивлялся, зачем ямщик и Ванюша, которые так чужды ему, находятся так близко от него и вместе с ним трясутся и покачиваются от порыва пристяжных, натягивающих мерзлые постромки, и снова говорил: «Славные, люблю», – и раз даже сказал: «Как хватит! Отлично!» И сам удивился, к чему он это сказал, и спросил себя: «Уж не пьян ли я?» Правда, он выпил на свою долю бутылки две вина, но не одно вино производило это действие на Оленина. Ему вспоминались все задушевные, как ему казалось, слова дружбы, стыдливо, как будто нечаянно, высказанные ему перед отъездом. Вспоминались пожатия рук, взгляды, молчания, звук голоса, сказавшего: прощай, Митя! – когда он уже сидел в санях. Вспоминалась своя собственная решительная откровенность. И все это для него имело трогательное значение. Перед отъездом не только друзья, родные, не только равнодушные, но несимпатичные, недоброжелательные люди, все как будто вдруг сговорились сильнее полюбить его, простить, как пред исповедью или смертью. «Может быть, мне не вернуться с Кавказа», – думал он. И ему казалось, что он любит своих друзей и еще любит кого-то. И ему было жалко себя. Но не любовь к друзьям так размягчила и подняла его душу, что он не удерживал бессмысленных слов, которые говорились сами собой, и не любовь к женщине (он никогда еще не любил) привела его в это состояние. Любовь к самому себе, горячая, полная надежд, молодая любовь ко всему, что только было хорошего в его душе (а ему казалось теперь, что только одно хорошее было в нем), заставляла его плакать и бормотать несвязные слова.
Оленин был юноша, нигде не кончивший курса, нигде не служивший (только числившийся в каком-то присутственном месте), промотавший половину своего состояния и до двадцати четырех лет не избравший еще себе никакой карьеры и никогда ничего не делавший. Он был то, что называется «молодой человек» в московском обществе.
В восьмнадцать лет Оленин был так свободен, как только бывали свободны русские богатые молодые люди сороковых годов, с молодых лет оставшиеся без родителей. Для него не было никаких ни физических, ни моральных оков; он все мог сделать, и ничего ему не нужно было, и ничто его не связывало. У него не было ни семьи, ни отечества, ни веры, ни нужды. Он ни во что не верил и ничего не признавал. Но, не признавая ничего, он не только не был мрачным, скучающим и резонирующим юношей, а, напротив, увлекался постоянно. Он решил, что любви нет, и всякий раз присутствие молодой и красивой женщины заставляло его замирать. Он давно знал, что почести и звание – вздор, но чувствовал невольно удовольствие, когда на бале подходил к нему князь Сергий и говорил ласковые речи. Но отдавался он всем своим увлечениям лишь настолько, насколько они не связывали его. Как только, отдавшись одному стремлению, он начинал чуять приближение труда и борьбы, мелочной борьбы с жизнию, он инстинктивно торопился оторваться от чувства или дела и восстановить свою свободу. Так он начинал светскую жизнь, службу, хозяйство, музыку, которой одно время думал посвятить себя, и даже любовь к женщинам, в которую он не верил. Он раздумывал над тем, куда положить всю эту силу молодости, только раз в жизни бывающую в человеке, – на искусство ли, на науку ли, на любовь ли к женщине, или на практическую деятельность, – не силу ума, сердца, образования, а тот неповторяющийся порыв, ту на один раз данную человеку власть сделать из себя все, что он хочет, и как ему кажется, и из всего мира все, что ему хочется. Правда, бывают люди, лишенные этого порыва, которые, сразу входя в жизнь, надевают на себя первый попавшийся хомут и честно работают в нем до конца жизни. Но Оленин слишком сильно сознавал в себе присутствие этого всемогущего бога молодости, эту способность превратиться в одно желание, в одну мысль, способность захотеть и сделать, способность броситься головой вниз в бездонную пропасть, не зная за что, не зная зачем. Он носил в себе это сознание, был горд им и, сам не зная этого, был счастлив им. Он любил до сих пор только себя одного и не мог не любить, потому что ждал от себя одного хорошего и не успел еще разочароваться в самом себе. Уезжая из Москвы, он находился в том счастливом, молодом настроении духа, когда, сознав прежние ошибки, юноша вдруг скажет себе, что все это было не то, что все прежнее было случайно и незначительно, что он прежде не хотел жить хорошенько , но что теперь, с выездом его из Москвы, начинается новая жизнь, в которой уже не будет больше тех ошибок, не будет раскаяния, а наверное будет одно счастие.
Как всегда бывает в дальней дороге, на первых двух-трех станциях воображение остается в том месте, откуда едешь, и потом вдруг, с первым утром, встреченным в дороге, переносится к цели путешествия и там уже строит замки будущего. Так случилось и с Олениным.
Выехав за город и оглядев снежные поля, он порадовался тому, что он один среди этих полей, завернулся в шубу, опустился на дно саней, успокоился и задремал. Прощанье с приятелями растрогало его, и ему стала вспоминаться вся последняя зима, проведенная им в Москве, и образы этого прошедшего, перебиваемые неясными мыслями и упреками, стали непрошено возникать в его воображении.
Ему вспомнился этот провожавший его приятель и его отношения к девушке, о которой они говорили. Девушка эта была богата. «Каким образом он мог любить ее, несмотря на то, что она меня любила?» – думал он, и нехорошие подозрения пришли ему в голову. «Много есть нечестности в людях, как подумаешь. А отчего же я еще не любил в самом деле? – представился ему вопрос. – Все говорят мне, что я не любил. Неужели я нравственный урод?» И он стал вспоминать свои увлечения. Вспомнил он первое время своей светской жизни и сестру одного из своих приятелей, с которою он проводил вечера за столом при лампе, освещавшей ее тонкие пальцы за работой и низ красивого тонкого лица, и вспомнились ему эти разговоры, тянувшиеся как «жив-жив курилка», и общую неловкость, и стеснение, и постоянное чувство возмущения против этой натянутости. Какой-то голос все говорил: не то, не то, и точно вышло не то. Потом вспомнился ему бал и мазурка с красивою Д. «Как я был влюблен в эту ночь, как был счастлив! И как мне больно и досадно было, когда я на другой день утром проснулся и почувствовал, что я свободен! Что же она, любовь, не приходит, не вяжет меня по рукам и по ногам? – думал он. – Нет, нет любви! Соседка барыня, говорившая одинаково мне, и Дубровину, и предводителю, что любит звезды, была также не то «. И вот ему вспоминается его хозяйственная деятельность в деревне, и опять не на чем с радостию остановиться в этих воспоминаниях. „Долго они будут говорить о моем отъезде?“ – приходит ему в голову. Но кто это они? – он не знает, и вслед за этим приходит ему мысль, заставляющая его морщиться и произносить неясные звуки: это воспоминание о мосье Капеле и шестистах семидесяти восьми рублях, которые он остался должен портному, – и он вспоминает слова, которыми он упрашивал портного подождать еще год, и выражение недоумения и покорности судьбе, появившееся на лице портного. „Ах, боже мой, боже мой!“ – повторяет он, щурясь и стараясь отогнать несносную мысль. „Однако она меня, несмотря на то, любила, – думает он о девушке, про которую шла речь при прощанье. – Да, коли я бы на ней женился, у меня бы не было долгов, а теперь я остался должен Васильеву“. И представляется ему последний вечер игры с г. Васильевым в клубе, куда он поехал прямо от нее, и вспоминаются униженные просьбы играть еще и его холодные отказы. „Год экономии, и все это будет заплачено, и черт их возьми…“ Но несмотря на эту уверенность, он снова начинает считать оставшиеся долги, их сроки и предполагаемое время уплаты. „А ведь я еще остался должен Морелю, кроме Шевалье“, – вспоминалось ему; и представляется вся ночь, в которой он ему задолжал столько. Это была попойка с цыганами, которую затеяли приезжие из Петербурга: Сашка Б***, флигель-адъютант, и князь Д***, и этот важный старик… «И почему они так довольны собой, эти господа, – подумал он, – и на каком основании составляют они особый кружок, в котором, по их мнению, другим очень лестно участвовать. Неужели за то, что они флигель-адъютанты? Ведь это ужасно, какими глупыми и подлыми они считают других! Я показал им, напротив, что нисколько не желаю сближаться с ними. Однако, я думаю, Андрей-управляющий очень был бы озадачен, что я на ты с таким господином, как Сашка Б***, полковником и флигель-адъютантом… Да и никто не выпил больше меня в этот вечер; я выучил цыган новой песне, и все слушали. Хоть и много глупостей я делал, а все-таки я очень, очень хороший молодой человек», – думает он.
Утро застало Оленина на третьей станции. Он напился чаю, переложил с Ванюшей сам узлы и чемоданы и уселся между ними благоразумно, прямо и аккуратно, зная, где что у него находится, – где деньги и сколько их, где вид и подорожная и шоссейная расписка, – и все это ему показалось так практично устроено, что стало весело, и дальняя дорога представилась в виде продолжительной прогулки.
В продолжение утра и середины дня он весь был погружен в арифметические расчеты: сколько он проехал верст, сколько остается до первой станции, сколько до первого города, до обеда, до чая, до Ставрополя и какую часть всей дороги составляет проеханное. При этом он рассчитывал тоже: сколько у него денег, сколько останется, сколько нужно для уплаты всех долгов и какую часть всего дохода будет он проживать в месяц. К вечеру, напившись чаю, он рассчитывал, что до Ставрополя оставалось 7/11 всей дороги, долгов оставалось всего на семь месяцев экономии и на 1/8 всего состояния, – и, успокоившись, он укутался, спустился в сани и снова задремал. Воображение его теперь уже было в будущем, на Кавказе. Все мечты о будущем соединялись с образами Амалат-беков, черкешенок, гор, обрывов, страшных потоков и опасностей. Все это представляется смутно, неясно; но слава, заманивая, и смерть, угрожая, составляют интерес этого будущего. То с необычайною храбростию и удивляющею всех силой он убивает и покоряет бесчисленное множество горцев; то он сам горец и с ними вместе отстаивает против русских свою независимость. Как только представляются подробности, то в подробностях этих участвуют старые московские лица. Сашка Б*** тут вместе с русскими или с горцами воюет против него. Даже, неизвестно как, портной мосье Капель принимает участие в торжестве победителя. Ежели при этом вспоминаются старые унижения, слабости, ошибки, то воспоминание о них только приятно. Ясно, что там, среди гор, потоков, черкешенок и опасностей, эти ошибки не могут повториться. Уж раз исповедался в них перед самим собою, и кончено. Есть еще одна, самая дорогая мечта, которая примешивалась ко всякой мысли молодого человека о будущем. Это мечта о женщине. И там она, между гор, представляется воображению в виде черкешенки-рабыни, с стройным станом, длинною косой и покорными глубокими глазами. Ему представляется в горах уединенная хижина и у порога она , дожидающаяся его в то время, как он, усталый, покрытый пылью, кровью, славой, возвращается к ней, и ему чудятся ее поцелуи, ее плечи, ее сладкий голос, ее покорность. Она прелестна, но она необразованна, дика, груба. В длинные зимние вечера он начинает воспитывать ее. Она умна, понятлива, даровита и быстро усвоивает себе все необходимые знания. Отчего же? Она очень легко может выучить языки, читать произведения французской литературы, понимать их. «Notre Dame de Paris», например, должно ей понравиться. Она может и говорить по-французски. В гостиной она может иметь больше природного достоинства, чем дама самого высшего общества. Она может петь, просто, сильно и страстно. «Ах, какой вздор!» – говорит он сам себе. А тут приехали на какую-то станцию и надо перелезать из саней в сани и давать на водку. Но он снова ищет воображением того вздора, который он оставил, и ему представляются опять черкешенки, слава, возвращение в Россию, флигель-адъютантство, прелестная жена. «Но ведь любви нет, – говорит он сам себе. – Почести – вздор. А шестьсот семьдесят восемь рублей?.. А завоеванный край, давший мне больше богатства, чем мне нужно на всю жизнь? Впрочем, нехорошо будет одному воспользоваться этим богатством. Нужно раздать его. Кому только? Шестьсот семьдесят восемь рублей Капелю, а там видно будет…» И уже совсем смутные видения застилают мысль, и только голос Ванюши и чувство прекращенного движения нарушают здоровый, молодой сон, и, сам не помня, перелезает он в другие сани на новой станции и едет далее.
На другое утро то же самое – те же станции, те же чаи, те же движущиеся крупы лошадей, те же короткие разговоры с Ванюшей, те же неясные мечты и дремоты по вечерам, и усталый, здоровый, молодой сон в продолжение ночи.
В основе повести — конфликт меж-ду людьми труда, для которых ха-рактерны чувства свободы, незави-симости и собственного достоинства, и дворянином Олениным, желающим сблизиться с жизнью каза-ков, но терпящим неудачу в этих своих попытках. Оленин отправляется на Кавказ с наивными на-деждами на нравственное возрождение. Он весь во власти традиционных романтических представлений о Кавказе: он мечтает о подвигах, славе, необык-новенной любви... Для него «все мечты о будущем соединялись с образами Аммалат-Беков (герой повес-ти А. Бестужева-Марлинского), черкешенок, гор, обрывов, страшных потоков и опасностей». Он даже оказывается способным почувствовать красоту кав-казской природы, открывает для себя новый мир, совершенно непохожий на тот, в котором он жил ранее. В нем возникает желание стать простым казаком, подчинить себя законам, по которым люди «живут, как живет природа». Любовь к краса-вице-казачке Марьяне, дружба со старым охотником дядей Брошкой помогают Оленину признать прево-сходство жизни простых казаков.
Для Толстого очень важен был дядя Ерошка, изображенный в повести как олицетворение народной мудрости, добра и справедливости. Знакомство с ним раскрыло перед Олениным новый мир человеческих отношений — отсутствие эгоистической замкнутости, органичную близость к природе, общительность и искреннее дружелюбие. Однако существует некий психологический барьер, преодолеть который Оле-нин не в состоянии, и который не дает ему возмо-жности приобщиться к естественной и нормальной жизни казачьего мира с его целостностью и твер-дыми нравственными устоями.
Природа и человек, живущий по законам приро-ды, представляют, по мнению Толстого, высшую ценность. Они способны очистить, облагородить и нравственно исцелить человека, выросшего в празд-ной городской атмосфере, в «цивилизованном» об-ществе. Но типично романтический сюжет (герой, ищущий спасения от духовного разлада в необычной для него патриархальной среде) разрабатывается у Толстого по законам реалистического искусства. Ни-когда писатель не переходит границ, за которыми начинается нарушение жизненной правды. Никакого искупления не происходит и произойти не может. Оленин для Марьяны и дяди Ерошки навсегда ос-тается человеком чужой, враждебной культуры; нет ничего, что могло бы помочь их духовному сбли-жению. Он нуждается в казаках, но для них-то Оленин чужак. Материал с сайта
Вместе с тем реалист Толстой далек от идеали-зации казачьей жизни. Он видит, как появляются в станице новые нравы и обычаи, а старые пат-риархальные традиции исчезают. Характерно, что дядя Брошка оказывается в определенной степени уже чужим и непонятным для молодых казаков. «Нелюбимые мы с тобой, сироты!» — плача, говорит он Оленину.
Десятилетний творческий опыт, создание автобио-графической трилогии, военных рассказов, повестей из крестьянской жизни, выработанные уже принци-пы психологического анализа, новый подход к изо-бражению батальных сцен — все это во многом помогло Толстому при создании величественной эпо-пеи «Война и мир», которая знаменует собою качест-венно новый этап в идейном и художественном развитии писателя.
"Вся история России сделана казаками. Недаром нас зовут европейцы казаками. Народ казаками желает быть. Голицын при Софии ходил в Крым, осрамился, а от Палея просили пардона крымцы, и Азов взяли 4000 казаков и удержали, - тот Азов, который с таким трудом взял Пётр и потерял."
Родителям и вообще казакам, пользующимся у молодежи доверием, необходимо разъяснять и внушать молодежи, что она может и должна гордиться своим казачьим происхождением, что вошедшая у казаков в поговорку фраза «Слава Богу, что мы казаки», не пустое бахвальство - наоборот, она имеет глубокое основание. Недаром такой великан духа, как Лев Николаевич Толстой, проведший часть своей юности на Кавказе в казачьей станице, хорошо узнавший казачий быт, социальное устройство, любовь к свободе, удальство и весь уклад казачьей жизни, пришел к заключению, что Россия спасется, если она проникнется казачьим духом, введет и у себя казачьи порядки - в частности и главным образом в сфере земельного устройства. По свидетельству потомка Запорожцев, оставшегося до конца жизни в душе казаком, В. Гиляровского, близкого к Толстому человека, Л. Н. Толстой во время рокового ухода из Ясной Поляны перед своей смертью направлялся на Терек, в ту станицу, где он провел молодость, к казакам, надеясь, очевидно, найти там в последние дни своей жизни равновесие и успокоение.
"...Вся история России сделана казаками. Недаром нас зовут европейцы казаками. Народ казаками желает быть. Голицын при Софии ходил в Крым, осрамился, а от Палея просили пардона крымцы, и Азов взяли 4000 казаков и удержали, - тот Азов, который с таким трудом взял Пётр и потерял..."
запись от 4 апреля 1870 г.
(Полн. собр. соч. в 90 т. М., 1952 г., т.48, стр. 123)
"Читаю историю Соловьёва. Всё, по истории этой, было безобразие в допетровской России:жестокость, грабёж, правёж, грубость, глупость, неуменье ничего сделать. Правительство стало исправлять. - И правительство это такое же безобразное до нашего времени. Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершилась история России. Но как же так ряд безобразий произвели великое, единое государство? Уж это одно доказывает, что не правительство производило историю. Но кроме того, читая о том, как грабили, правили, воевали, разоряли (только об этом и речь в истории), невольно приходишь к вопросу:что грабили и разоряли? А от этого вопроса к другому:кто производил то, что разоряли? Кто и как кормил хлебом весь этот народ? Кто делал парчи, сукна, платья, камки, в которых щеголяли цари и бояре? Кто ловил чёрных лисиц и соболей, которыми дарили послов, кто добывал золото и железо, кто выводил лошадей, быков, баранов, кто строил дома, дворцы, церкви, кто перевозил товары? Кто воспитывал и рожал этих людей единого корня? Кто блюл святыню религиозную, поэзию народную, кто сделал, что Богдан Хмельницкий передался России, а не Турции и Польше? Народ живёт, и в числе отправлений народной жизни есть необходимость людей разоряющих, грабящих, роскошествующих и куражущихся. И это правители - несчастные, долженствующие отречься от всего человеческого..."
Великий французский писатель Александр Дюма считал себя потомком запорожского казака, который прибыл во Францию вместе с Генрихом III в составе казачьего отряда, сопровождавшего этого монарха из Польского королевства, где его выбрали королем. Кстати есть основания считать, что на основе этого отряда запорожских казаков был создан тот самый полк королевских мушкетеров, так красочно описанный Дюма в его романах.
В описываемое время генерал-лейтенант французской армии граф де Брежи являлся послом в Польше. Именно он убедил первого министра Мазарини и главнокомандующего принца не Конде нанять на службу для участия в Тридцатилетней войне (1618-1648), против Испании и ее союзников, украинских казаков. С этой целью были проведены предварительные переговоры с казачьими офицерами: Богданом Хмельницким, который к тому времени (октябрь 1645 года) еще не был известным полководцем, поскольку война против Польши под его предводительством началась лишь в 1648 году; и Иваном Сирко, тоже со временем прославившимся.
На этом французская эпопея не закончилась. Как это часто бывает, выплату заработанных «потом и кровью» денег задерживали. Ждать пришлось почти год. Украинские наемники разбрелись по французским поселениям. В конце концов, получив долгожданные деньги, Сирко, согласно сказанию, построил свое войско. К его удивлению, многие казаки прибыли с женами. Атаман поделил воинов на «неженатых» и тех, которые «подженился». Последних Сирко заставил остаться во Франции, мотивируя принятое решение очень просто: каждый настоящий мужчина должен нести ответственность за свою жену.
Многие из казаков, которые пришли во Францию с Сирко, чтобы принять участие в Тридцатилетней войне, пожелали остаться там, причем почти все продолжали служить. И сейчас еще во Франции есть люди, которые помнят, что они являются потомками тех казаков, что сражались во времена д’Артаньяна. В связи с этим они даже пытаются объединиться в историческое казачье братство.
Исследователи утверждают, что под командованием атамана Ивана Сирко войска украинского казачества сумели выиграть более 60 битв. При этом он действительно не потерпел ни одного сколько-нибудь серьезного поражения. К тому же современники засвидетельствовали его ярко выраженный талант (говоря современным языком) экстрасенса.
Л. Н. Толстой работал над "Казаками" почти десять лет. Как и многие другие его произведения, повесть автобиографична, в ее основе лежат кавказские воспоминания Л.Н.Толстого, история его неразделенной любви к казачке, жившей в Старогладковской станице. Ни одно из произведений Л.Н. Толстого, написанных им до 1863 года, не вызывало такой широкой дискуссии в критике, как «Казаки». Повесть не просто упоминалась среди других произведений, а подробно разбиралась в специально посвященных ей статьях и вызвала оживленную полемику. Поэт и критик Я. Полонский писал: «Цивилизация не удовлетворяет нас. Не поискать ли этого удовлетворения в простоте полудикой жизни, на лоне природы? Вот задушевная мысль, проводимая автором». П. Анненков увидел в авторе «Казаков» «скептика и гонителя не только русской цивилизации, но расслабляющей, причудливой, много требовательной и запутывающей цивилизации вообще.
Знаменитый французский путешественник, один из первых исследователей истории украинского казачества, публицист Пьер Шевалье, автор книги "История войны казаков против Польши", опубликованной в 1663 году, а также исследований: "О перекопских татарах", "О земле, обычаях, способе правления, происхождении и религии казаков".
Пьеру Шевалье не повезло. Книга об украинских казаках его земляка, талантливого французского инженера-фортификатора на польской службе Гийома де Боплана появилась во Франции в 1650 году, то есть значительно раньше его книги. Судя по всему, де Боплан просто опередил его с публикацией своего исследования.
В Париже, в типографии Клода Барбена «Под знаком креста», и появилась в 1663 году книга Пьера Шевалье, в которую вошли его очерки «Исследования о земле, обычаях, способе правления, происхождении и религии казаков», «Исследования о перекопских татарах», «История войны казаков против Польши» и «Вторая казацкая война». Труд этот, действительно, и поныне является неоценимым свидетельством современника тех событий, источником многих научных изысканий; а само имя Пьера Шевалье почитается на Украине среди имен первых зарубежных исследователей истории и быта украинского казачества.
Пьер Шевалье действительно считал себя историографом украинского казачества. И хотя труды его бедноваты для того, чтобы представать по-настоящему научными и серьезными, тем не менее они остаются важным свидетельством очевидца, которое и ныне почитаемо многими украинскими и зарубежными исследователями.
Книга французского фортификатора и путешественника де Боплана «Описание Украины» впервые была опубликована в Руане (Франция) в 1650 году, то есть спустя три года после описываемых событий. Исследователи утверждают, что в более поздних своих работах Шевалье пользовался этой книгой как первоисточником, о чем свидетельствуют некоторые фактические и даже текстовые заимствования.
Желающим полемизировать по поводу того, использовались ли в те времена в отношении украинских событий сами термины «Украина», «украинский», сообщаю: в течение всего периода многолетней освободительной войны украинского народа под предводительством Б. Хмельницкого французская правительственная газета «Газетт де Франс» в каждом номере подавала информационные подборки под рубрикой «Вести с Украины». Так что полемика по этому поводу неуместна.
Гийом де Боплан и «страна казаков»
http://www.day.kiev.ua/ru/article/ukraina-incognita/giyom-de-boplan-i-strana-kazakov
Сечевики - побратимы мушкетеров
http://www.day.kiev.ua/ru/article/ukraina-incognita/secheviki-pobratimy-mushketerov
На службе у шести монархов
http://www.day.kiev.ua/ru/article/istoriya-i-ya/na-sluzhbe-u-shesti-monarhov
Лаврин Капуста - историческая личность. Во времена освободительной войны под командованием Б. Хмельницкого (1648–1654) он стал полковником, не раз выполнял дипломатические поручения.
Со временем Лаврин Капуста возглавил при штабе Б. Хмельницкого службу безопасности, разведки и контрразведки. Создавал агентурную сеть в Польше, Московии, в Турции и в Крыму; лично выполнял агентурные поручения в Варшаве, Венеции и Москве.
Этот талант Л. Капусты очень ярко проявился, когда он участвовал в раскрытии заговора против Б. Хмельницкого полковника Федоровича; в разоблачении польской шпионки Матроны Чаплинской - второй жены Хмельницкого, казненной затем по приказу сына гетмана, Тимоша Хмельницкого.
Сам Лаврин Капуста принимал непосредственное участие в становлении украинской государственности и как воин, и как дипломат. В мае 1653 года, в качестве посла, он выступал на Земском соборе в Москве по вопросу о союзе Украины с Россией; имел беседу с царем Алексеем Михайловичем. Именно он привез в гетманскую столицу Чигирин грамоту русского царя о решении Земского собора, касающегося воссоединения Украины с Россией. Он также возглавлял украинское посольство в Турцию.
Лаврин Капуста, он же Урбач, действительно наладил мощную разведывательную службу при штабе Хмельницкого. Это он сумел раскрыть несколько заговоров против Хмельницкого и предотвратить покушения на него. Ему удалось создать целую сеть своей агентуры в Варшаве, Москве, Бахчисарае, Стамбуле.
После того как в феврале 1949 года Чигирин был официально объявлен столицей гетманата со ставкой в нем гетмана, Субботов полностью оказался отданным во власть полковника Лаврина Капусты (Урбача), который был назначен субботовским городовым атаманом (то есть мэром, старостой). Пребывая здесь, Капуста, по существу, исполнял обязанности министра иностранных дел Казачьей Украины. В Субботове он принимал послов, отсюда отправлял посольские миссии, отсюда же во все концы Европы уходили его агенты. То есть укрепленный хутор Субботов оказался в центре дипломатической жизни и разведывательной деятельности штаба Хмельницкого.
Лаврин Капуста действительно был назначен гадячским военно-административным полковником. В Украине времен Гетманата функции военно-административного полковника (не путать с армейским полковником!) вполне сопоставимы с функциями генерал-губернатора. Административно-территориальное деление Украины было таковым, что вместо районов и областей существовали админсотни и админполки.
Лаврин Капуста возглавлял посольство Хмельницкого в 1653 году на Земском соборе в Москве, на котором решался вопрос о военном союзе России и Украины. Именно он, от имени гетмана, обратился к русскому царю Алексею Михайловичу с предложением о таком союзе. Он же затем, накануне известной Переяславской рады, принимал послов русского царя у себя в Субботове.
Русское воеводство Речи Посполитой охватывало тогда части территорий современных Львовской, Ивано-Франковской и Тернопольской областей Украины. Именно там, на Западной Украине, местные жители дольше всех сохраняли свои исконные наименования - «русские», «русичи», «русины»… Что же касается государства, располагавшегося на территории современной России, то оно официально и неофициально именовалось во всех документах «Московией», а население называлось «московитами» (в Украине их еще именовали «москалями», что в те времена не носило унизительного оттенка). Термины «Россия», «Российская империя» были введены в Московии лишь через 73 года спустя после описываемых событий, то есть в 1721 году, специальным указом Петра I, когда Украина уже, по существу, была колонией. Появление этого указа было связано с принятием Петром I титула императора.
http://www.litlib.net/author/7405
